— Вон там! — закричал Дюпертуа.
Он указывал пальцем на «Кафе де Шартр», где за смехотворной баррикадой из опрокинутых столов и стульев сгрудились мюскадены.
— Видишь в ихнем стаде, правее, того блондинчика? — сказал Дюпертуа рослому трактирщику, вооруженному вертелом.
— Который весь тоненький, как иголка?
— Этот сопляк командовал господчиками, когда они ко мне заявились меня отдубасить.
— Ну, когда нас много, им слабо.
— Долой Конвент!
— Долой шиньоны и гребешки! — заорал Дюпертуа мюскаденам.
Предводительствуемые слесарем и его приятелем трактирщиком, мятежники гурьбой ринулись на приступ «Кафе де Шартр». Они расшвыривали столы и стулья, уложили нескольких молодых людей, не успевших улизнуть. Дюпертуа не спускал глаз с Сент-Обена. И вот он ринулся в атаку. Молодой человек отмахивался, вертя своей узловатой палкой, но слесарь ухватился за нее и, шарахнув об столб, сломал, будто хрупкую веточку. Сент-Обен подхватил стул и прикрылся им, как щитом, но слесарь с такой силой колотил по нему деревянной подошвой своего башмака, что молодой человек поневоле пятился. Дюссо подоспел к приятелю на подмогу с поднятой тростью, ударил Дюпертуа по спине, но тот обернулся:
— А тебе чего? Неймется?
— Ага! — отвечал Дюссо, гордо напыжась.
Великан взял его за грудки, притянул и врезал коленом в живот. Мюскаден скорчился в три погибели, выронил трость, зашатался, мешком рухнул наземь, и его, визжащего, как поросенок, тут же поволокли за волосы к фонтану. Сент-Обен, пользуясь передышкой, помчался наутек в надежде выбежать за пределы Пале-Рояля, но рабочие поймали его за фалды, когда он уже был на лестнице, и грубо потащили назад к «Кафе де Шартр», где в это время били стекла, швыряя в них стульями. На щуплых надушенных и разодетых вояк повсюду шла охота: их толкали на песок, на битые стекла, припирали к стволам деревьев; мятежники с громким смехом забавлялись тем, что трепали их прически, вырывали гребни из волос, ножами отчекрыживали прядки, потом сталкивали юнцов в фонтан. Сент-Обен избежал этого, но лишь затем, чтобы схлопотать от Дюпертуа кулаком в глаз; оглушенный, он пошатнулся и, получив подножку, плюхнулся на землю.
— Прекратить!
Патруль Национальной гвардии со штыками наперевес скакал в атаку по галерее Божоле. Дюпертуа подал знак к отступлению, проворчав над бесчувственным телом Сент-Обена:
— Еще увидимся, надо же прикончить этого недоноска.
— Я тебе свой вертел одолжу, — сказал трактирщик.
Они двинулись прочь легкой рысцой, смешавшись с толпой рабочих, которые улепетывали с добычей — ощипанным пеликаном, курами, связками колбас на шее, коровьей головой, насаженной на палку. Уцелевшие мюскадены, те, что сумели спрятаться, юркнув в кафе или в фойе находящегося по соседству театра Монтансье, снова появились под аркадами и пытались помогать раненым товарищам.
— Ну-ка, все отправляйтесь по домам! — приказал генерал, командующий отряда Национальной гвардии, присланного сюда Комитетом общественного спасения.
Сент-Обен кое-как встал на четвереньки. Левый глаз жгло, как в огне, он, словно в тумане, насилу различил гетры на ногах сержанта, который тянул его за руку, побуждая подняться:
— Эти разбойники вас знатно отделали, сударь…
— У меня кровь течет! — вскричал Сент-Обен, ощупывая свое лицо.
— Ну да, сударь, вы ж упали на груду осколков, а битое стекло, что с ним поделаешь, коли оно режется.
— Подайте платок! Воды!
— У вас есть ваш галстук. И фонтан.
— Ступайте к себе! — твердил посланец Комитета, глядя на покалеченных юнцов. — Возвращайтесь домой!
Мокрые, измочаленные мюскадены выползали на край бассейна, вставали и, прихрамывая, цепляясь за плечи друг друга, брели прочь. Сент-Обен оторвал от своего галстука клок муслина, смочил в воде и, кривясь от боли, приложил этот компресс к левому глазу.
Депутата Делормеля разбудил колокол. За окном еще стояла ночь. Который час? В потемках он на ощупь отыскал у изголовья на столике подсвечник и спичечный коробок, зажег свечу, сам надел домашние туфли и зашаркал к каминным часам. Они показывали пять утра. Должно быть, дело нешуточное. Он повернулся к своей кровати под балдахином, которой гордился, разглядел при свете свечи тело, съежившееся под шелковым покрывалом, тронул спящую за плечо, она заворчала, потянулась, он легонько потряс ее:
