— Ну где вам, фотографам, бензин покупать…
— Вот поимей шесть малышей, выплаты по закладной и счета от протезиста, тогда и…
— А почему бы тебе не сэкономить на этих дорогих сигарах? Они, поди, обходятся тебе по меньшей мере цента по три за штуку.
Они свернули на Даунривер-род, и фотограф спросил:
— Кто тебе устроил это задание на Тёплой Топи? Фрэн Ангер?
Усы у Квиллер у торчком встали.
— Я сам устраиваю себе задания.
— Просто Фрэн говорила в пресс-клубе что-то в этом роде. Думал, она все эти игры и заварила.
Квиллер хмыкнул.
— После парочки фужеров мартини она бывает страх как болтлива, — сказал Банзен. — В воскресенье вечером так даже намекнула, что ты девочек не любишь. Ты, видно, что-то такое сотворил, что она прямо-таки взбесилась.
— Не я, мой кот! Фрэн позвонила мне домой, а Коко наступил на рычаг да и разъединил нас.
— Этот котяра ещё доведет тебя до беды, — предрек Банзен.
Они влились в поток автострады и мчались молча, пока не добрались до въезда на Тёплую Топь.
— Занятно, что этим местам так и не дали приличного названия, — сказал Банзен.
— Не понимаешь ты психологии высших классов, — ответил Квиллер, — Наверное, живёшь в одной из этих миленьких новостроек.
— Я живу на Дивной Опушке. Четыре спальни и большущие взносы по закладной.
— А я о чём? Эти Джордж Верниг Тейты явно не хотели бы, чтобы смерть застигла их в местечке под названием Дивная Опушка.
Извилистые трассы Тёплой Топи пестрели французскими шато и английскими усадьбами — каждая в рощице старых деревьев. Дом Тейта был богато украшен испанской лепниной; железные ворота открывались во внутренний двор, а по бокам массивной, обитой гвоздями двери стояли чугунные фонари.
В дверях газетчиков приветствовал Дэвид Лайк, который провел их в холл, выложенный чёрно-белыми квадратами и сверкавший хрусталем. Бронзовый сфинкс подпирал беломраморную плиту, на которой стоял разлапистый канделябр о семнадцати светильниках.
— С ума сойти! — воскликнул Банзен.
— Пожалуй, вам с вашим оборудованием нужна кое-какая помощь, — сказал Лайк. Он сделал знак мальчику-слуге, который вскинул на седовласого дизайнера обожающий взгляд мягких черных глаз. — Паоло, давай-ка помоги этим джентльменам из газеты, и, может быть, они сделают твое фото, чтобы ты послал его домой в Мехико.
Слуга бросился помогать Банзену втаскивать тяжёлую камеру и комплект штативов и светильников.
— Мы пойдем знакомиться с Тейтами? — спросил Квиллер.
Дизайнер понизил голос:
— Старина где-то отсиживается — стрижёт купоны и лечит радикулит. Он не выйдет, пока мы не заорём в восторге: «Нефрит!» Тот ещё гусь.
— А как насчёт его жены?
— Она редко появляется, за что мы все ей можем быть только признательны.
— Трудно вам было получить у них разрешение?
— Нет, он был удивительно покладист, — сказал Лайк. — Вы готовы совершить экскурсию?
Он распахнул двойные двери и провел репортёра в комнату, решенную в ярко-зелёных тонах, со стульями и диванами, обитыми белым шелком. Письменный стол был из чёрного дерева с позолотой, на нём стоял французский телефон на золочёной подставке. У дальней стены высился большой гардероб из прекрасно обработанного дерева.
— Этот гардероб в стиле бидермайер, — объяснил Лайк, — фамильный, и нам пришлось его использовать. Стены и ковры — цвета зелени петрушки. Цвет стульев можете называть грибным. Сам дом — испанский, около тысяча девятьсот двадцать пятого года постройки; мы спрямили здесь арки, разобрали старые полы и настелили новые.
Покуда дизайнер расхаживал по комнате, поправляя абажуры и разглаживая складки искусно вытканных драпировок, Квиллер вгляделся во всё это великолепие и мысленно прикинул, сколько оно должно было стоить.
— Если Тейты живут тихо, — шепнул он, — к чему это всё?
Лайк подмигнул:
— Я хороший продавец. Чего он хотел — так это создать достойное обрамление для своей знаменитой коллекции нефрита. Она стоит три четверти миллиона. Это, конечно, не для печати.
Необычнее всего в комнате был ряд застеклённых ниш. В них на стеклянных же полках располагались десятки изящно вырезанных вещиц из глухого чёрного и полупрозрачного белого камня — искусная подсветка создавала вокруг них причудливую игру света и тени.
