Во рту резко пересохло, язык прилип к гортани, и я начала потихоньку отодвигаться, вспомнив поведение шипастого в лаборатории Акрохса. Риген, не глядя, уловил мой манёвр.
— Куда? — стиснул запястье и притянул обратно. У меня не достало сил ему сопротивляться, и я лишь покосилась на шипы.
— Куда собралась? Я ещё не закончил.
— Убивать? — робко уточнила я.
— Дурная! — в сердцах выпалил джамрану. — Если бы хотел, то сделал бы это раньше… А пока что, ещё не решил…
Надо же! Он не решил! Утешил.
— Затем изначальный порыв сменился расчётливым намерением. Я хладнокровно и всерьёз разрабатывал план, как убить тебя незаметно, безболезненно и приятно…
— Тебя это возбуждало?! — испугалась я.
— Вэлери! Что ты несёшь?! Убийство было продиктовано исключительно генетическим самосохранением. В моём случае…
— За что? — пискнула я, сжавшись на скамейке.
— Считаешь, не за что? — капитан вдруг повернулся ко мне и облил пылающим взглядом джамма, как жидким холодным огнём. Остудил, сковал льдом, а потом снова воспламенил… Я оттаяла — меня резко прошиб пот.
Как он это сделал?
И глухо добавил:
— Ты совершила кое-что неприемлемое, ни при каких обстоятельствах. Никто не делал этого до тебя, и ни одна джамранка… Ты — пробила мою генетическую защиту!
— Я не нарочно! Честно, не знала…
— Ты не понимаешь…
Да где уж мне!
— Но я доходчиво объясню. А после этого, возможно, тебя…
— Убьёшь?
— Определённо! — рявкнул он. — Если не прекратишь меня перебивать.
— Хорошо, — согласилась я, — объясняй. Чтобы тебе не пришлось меня убивать.
— Прежде всего… Что наплёл тебе Зарек?
— Ну-у…
Пришлось рассказать.
Риген слушал внимательно и не сводил с меня глаз, а я почему-то часто ловила себя на мысли, что нестерпимо хочу обнять его в костюме легарта — такого красивого и неприступного.
— Обычная точка зрения кири, — фыркнул капитан по окончании моего рассказа.
— То есть?
— Вэлери, я неоднократно намекал и даже прямо заявлял, что не следует полагаться на кир-джаммрит, договариваясь с эрф-джаммрут.
— Так это не циклическая мутация?
Риген усмехнулся.
— Разумеется, нет. В моём случае.
— Что это значит?
— Такая мутация действительно существует, и не только у эрф, но и кир. Однако меня таким сделали целенаправленно.
— Зачем?
— Видишь ли, это долгая история, но времени до ужина у нас хватит…
И встречи с таинственным хозяином дома.
— Всё из-за моей бабушки — реформистки.
— Той, что была легуроном?
— Зарек и об этом проболтался?
Я кивнула.
— После её смерти, ДНК нашей семьи, мягко говоря, обесценилась у традиционалистов. Моего отца, его братьев, сестёр и прочих родственников вычеркнули из элитного генофонда. Наша семья тяжело это переживала… В обществе эрф-джаммрут не существует наследования власти в буквальном смысле, но развита генетическая преемственность, соперничество и генетический отбор. И вот, мы — потомки двух величайших легуронов эпохи конгломерата и триумвирата окончательно утратили генетическое влияние, без надежды на восстановление.
— Это так важно?
— Для нас — да, — сказал, как будто выстрелил и помрачнел. — Многие циклы никто из нас выше рядовых иль-сад'ах и ти-иль не поднимался. Но и в этом качестве долго не задерживался… Особенно страдал из-за этого мой отец, пока однажды не поклялся возвеличить наш генокод… Через потомков. Так уж случилось, что выбор пал на меня… После неудачи со старшим братом. Я, помнится, говорил тебе, что у моих родителей кроме меня ещё семеро детей, а я — пятый в семье… Но суть не в этом.
— Погоди! — воскликнула я, пытаясь уложить сказанное в голове. — Дикость какая-то! Твой отец экспериментировал с генами собственных детей ради генетической власти?
— С человеческой точки зрения, но…
— Да какая разница!
— Большая! Не экспериментировал, а создавал генетически безупречного, непревзойдённого и…
— Понятно, — догадалась. — Он — генетик.
Кажется, я начинала сердиться.
— Не он. Генетик — мама.
— И мама в этом участвовала? Ещё лучше! Как она только согласилась?! — негодовала я.
— Она не могла оставаться в стороне, беспомощно наблюдая, как приходит в упадок семейный генофонд.
— А как же материнская любовь?
— В чём, по-твоему, заключается материнская любовь?