– Эти двое мертвы, – констатировал падре тихим печальным голосом, и тут только Хьюлитт понял, что размышляет вслух. – Они оба умерли за несколько минут до моего прихода. Их оставили в переходной камере, чтобы их присутствие не огорчало живых членов сообщества, а также для удобства сотрудников Отделения Патофизиологии, откуда пришлют кого-нибудь для того, чтобы забрать трупы. Поскольку мертвых телфиане почитают только в своих воспоминаниях, они пожертвовали тела умерших товарищей госпиталю. Им пообещали, что останки будут преданы солнцу – а какому солнцу, это телфианам все равно. Так всегда поступают члены сообществ, путешествующие в космосе. Простите меня, я должен узнать, могу ли я посетить Черксика, жив ли он, но помните – в разговоре с телфианами о смерти ни в коем случае упоминать нельзя.
– Хорошо, – сказал Хьюлитт. – Но вот вы сказали насчет контакта...
– Падре Лиорен и пациент Хьюлитт, землянин, ДБДГ, просят контакта с поврежденной частицей Черксик, – проговорил падре в микрофон коммуникатора. – Возможен ли контакт и удобен ли он сейчас?
Ответный звук в наушниках напомнил щелчок, возникающий при электрическом разряде. Транслятор перевел его так:
– Добро пожаловать, Лиорен и незнакомец Хьюлитт. Краткий визит возможен. Прошу вас, подождите.
Падре подошел поближе к Хьюлитту и вместе с ним взглянул на одного из мертвых телфиан. С неожиданной грустью Лиорен проговорил:
– Страдания и одиночество долги, и мы мало что можем сделать для того, чтобы облегчить их, но частица Черксик еще жива.
После всего, что слышал Хьюлитт об экзотическом, питающемся радиацией виде, он никак не ожидал, что телфианин будет выглядеть настолько заурядно.
Существо, лежащее в металлической коробке, напоминало большую земную ящерицу длиной чуть меньше пяти футов. У ящерицы была круглая голова и хвост, украшенный гребнем. Из основания шеи торчало несколько передних лапок. Мертвый телфианин лежал на животе. Все четыре двигательные лапки он подогнул и вытянул вдоль тела, а две более длинные передние конечности вытянул перед собой и сложил под подбородком. Глаза его были закрыты. Кожа была светло-серой, испещренной пятнышками и полосами кровеносных сосудов. Казалось, перед Хьюлиттом статуэтка из неотполированного мрамора.
Хьюлитту хотелось что-то сказать, но, вспомнив, что говорить о смерти запрещено, он проговорил:
– А... гм-м-м... какой интересный цвет кожи. Она такая красивая...
– Когда встретитесь с Черксиком, – резко проговорил падре, – такого ни в коем случае не говорите. Для телфиан бледная кожа неинтересна и некрасива – это симптом сильного радиационного голодания и смертельного нарушения механизма поглощения излучения. Вы можете прикоснуться к телфианину, если это не вызовет у вас отвращения. Положите руку на любое место.
Устыдившись своего нелепого замечания насчет красоты кожи трупа, Хьюлитт почувствовал, что просто обязан прикоснуться к нему.
– Она очень теплая, – изумленно пробормотал он.
– Он больше не поглощает энергию, – пояснил падре. – И температура его тела поднялась до уровня комнатной. Черксику больше всего нравится, когда я поглаживаю его голову – медленно, нежно. Физический и словесный контакт – плохая подмена телепатии, но пациенту все же нравится и то, и другое.
Хьюлитт замер, не отрывая руки от бледной мраморной кожи ящерицы. В голове мелькнула какая-то мысль – ну же, еще немного, и он все поймет!
– Ну, пожалуйста, подождите! – взмолился он. – Я пытался вам задать вопрос, но вы... Вы что, хотите сказать, что прикасались к Черксику голыми руками – как тогда, когда гладили новую шерсть Морредет?
– Да, – не стал отрицать падре. – Но не стоит так волноваться. Физиологически телфиане никак не годятся для того, чтобы в кого-то из них мог вселиться вирус – это все равно что поселиться в ядерном реакторе.
Хьюлитт задумчиво протянул:
– А я вам уже говорил, что вирус пережил ядерный взрыв, а тот реактор, про который вы рассказываете, был... скажем так, очень болен.
Не только вспышка озарения осветила сознание Хьюлитта. Свет исходил и снаружи: открылась еще одна крышка люка, и на пороге возник телфианин. За его спиной располагалась еще одна, прозрачная дверь, сквозь которую были хорошо видны внутренние помещения космического корабля. Хьюлитт решил, что телфианин, по всей вероятности, здоров, и даже очень здоров, поскольку он совсем не отражал света. И он, и другие телфиане, которых Хьюлитт видел через прозрачную крышу корабельного люка, выглядели как фигурки в театре теней – множество черных-пречерных ящериц.
