Глотка оказалась зияющей пещерой, которая сужалась к пищеводной трубке, которая, в свою очередь, уходила туннелем в нутро этого морского зверя-острова. Стены этого прохода были бледными и влажными, по ним время от времени проходила дрожь перистальтики. Ехать было трудно, потому что роллеры очень скользили, но держались мы довольно неплохо. Примерно через четверть клика или около того труба открылась в огромную темную камеру. Там уже были припаркованы сотни машин, многие другие продолжали искать себе место, их фары видны были вдалеке от того места, куда приехали мы. Я последовал за машинами, въезжающими в этот гигантский холл.
— Чтоб мне… — сказал Сэм. Потом добавил: — Не могу придумать даже подходящего ругательства, чтобы оно подошло к этому случаю. Я потерял дар речи.
Мы тоже. У нас заняла довольно много времени попытка добраться до места парковки, и мы проехали все это время в молчании. Наконец мы увидели матросов в белых куртках и красно-белых полосатых шароварах — они управляли движением и распределением автомобилей по стоянкам. Их мощные фонари рассекали тьму, словно ножи. Я подкатил к одному из них, тощему, невысокому парнишке с детским личиком, и приоткрыл иллюминатор. Повеяло слабым запахом разложившейся рыбы плюс еще застойной водичкой, но общий запах этого места был не столь плох. Просто пахло морем.
— Куда нам, матрос? Похоже, что у вас не хватает места.
— Во-о-он туда, звездный толкач! — прокричал матрос, оказавшийся молоденькой девчонкой, и показал нам фонариком, осветившим в бешеной пляске лучей стену зеленовато-белой живой ткани.
Я медленно подкатил тяжеловоз вперед, пока перед машины, ее моторное отделение, не коснулось стены. Ткань задрожала, слегка отпрянула, потом медленно снова вернулась на место и стала наплывать на моторный кожух, потом движение остановилось.
— Вгоните машину в нее! — прокричала девчонка, перекрывая шум мотора. — Толкайте стену!
Так я и сделал. Стена уступила нашему нажиму, отпрянув, словно занавес в театре под ветерком. Немного погодя я почувствовал, что стена сопротивляется, и подал назад, нажав к тому же на тормоз.
— Вперед! — сказала мне девчонка высоким звонким голосом. — Эта штука на клик растянется, прежде чем порвется хоть на сантиметр. Ну давай же, вперед толкай свой свиномобиль!
— Есть, капитан! — я поддал газу, стена затрепетала и подалась. Я гнал тяжеловоз вперед, пока не услышал: «Хватит!»
— Интересно, мы главное блюдо или только закуска? — спросил Джон.
— Тут, наверное, около пятисот машин, — заметил Роланд.
— Больше, — рискнул возразить я.
Кто-то ловко забарабанил по входному люку. Я повернулся, и луч фонарика ослепил мою сетчатку.
— Эй, ты, морская швабра! — зарычал я. — Хочешь, покажу, как тебе будет, если я с тобой то же самое сделаю?!
— Полегче, шоферюга, — это была та самая девчонка-матрос, которая нашла нам место на стоянке. Она была совсем молоденькая — такая молоденькая, что невозможно было даже себе представить, — лет шестнадцать, не больше. Антигеронические лекарства не могут дать вам такой детской кожи. Она дается только юностью. Волосы она носила коротка под традиционной морской шапочкой-блюдцем, но они были не белобрысыми, а золотистыми.
И она совсем не была такой худышкой, как мне сперва показалось. Она просто цвела под этой грубой матросской формой.
— Вам здесь, знаете ли, оставаться нельзя, — сказала она.
Я заморгал и огляделся.
— А как насчет тех, кто не дышит кислородом?
— На них мы плевать хотели, но все человеческие существа должны покинуть трюм. Таковы правила техники безопасности, — она повернулась, чтобы уйти.
— Погоди минутку, — окликнул я ее. — Не задирай так носа. Ответь на пару вопросов.
— Только покороче. Мы и так уже опаздываем.
— Консолидированные Внешние Миры — это лабиринт, занятый людьми?
— По большей части, да.
— Хм-м-м-м… и еще — мы что, уже в желудке этой твари?
— Нет, это предпищеварительный мешок. У Фионы два таких мешка и двенадцать желудков, но мы стараемся ими не пользоваться, разве что груза очень много. Их приходится опрыскивать ингибиторами пищеварения — а они так плохо пахнут, не говоря уже о запахе в самих желудках.
