— Отказ сотрудничать с нами вам не поможет.
— Я официально нахожусь под арестом? Будет ли мне предъявлено какое-нибудь обвинение?
Секундное колебание.
— Технически — официально — вы не под арестом. Вы находитесь под защитой…
— Что?! — я сам удивился молнии гнева, которая пронизала меня. Я вскочил на ноги, не обращая внимания, что все мои принадлежности качаются нагишом перед глазами полковника.
— Тогда я требую моего немедленного освобождения. Вы немедленно прикажете снять с меня эти молекулярные наручники и вернуть мне всю мою одежду.
Он невозмутимо сказал:
— Мистер МакГроу, ваше положение не таково, чтобы…
— Мое положение таково, что плевать я на него хотел, — выпалил я ему. — Мне не предъявили постановления на арест, мне не предъявили никакого обвинения, меня не задерживали по обвинению, чтобы можно было арестовать меня на трое суток. Мне не дали возможности переговорить со своим адвокатом. Я вполне хорошо оценил свое положение, чтобы подать в суд на вас и на всех участников этого фарса.
Петровски откинулся на спинку стула, его вполне устраивала возможность дать мне выкричаться.
— Более того, — орал я дальше, — у вас нет никаких улик и никакой разумной причины, чтобы оправдать ваше поведение и то, что вы меня взяли под стражу.
Петровски потрогал рыжие кудри, украшавшие его верхнюю губу.
— Улики можно получить. Например, кусочки тканей с вашего тяжеловоза.
Что означало: они пытались именно это и сделать, но у них ничего не получилось. Сэм потом будет мне про это рассказывать долгими зимними вечерами. Должно быть. Вонючка совсем быстро собрал Сэма воедино, а то Петровски весьма ловко нашел бы свои доказательства и улики.
— Можно получить? Значит, вы арестовали меня просто по предположению?
Я сам не собирался поднимать этот вопрос, но в разговоре совсем не прозвучало имя Уилкса или кого-нибудь из свидетелей. И вообще не говорилось ни о каких жалобах, которые подавал Уилкс.
— Пожалуйста, сядьте, мистер. МакГроу. Вид оттуда, где я сижу, мне не нравится.
— Я также сделаю все, что в моих силах, чтобы открыть дело по расследованию об убийстве моей подруги Дарлы…
Тут я резко запнулся. А как фамилия Дарлы? О господи, я не знал. Тут мои паруса окончательно потеряли ветер, и я стоял молча, помаргивая.
Петровски вдруг испытал прилив великодушия.
— Я вам вот что скажу, мистер МакГроу. Вас развяжут и… э-э-э… дадут какую-нибудь одежду при условии — одном условии, — что наши разговоры будут продолжаться.
Он повернул ко мне мозолистую ладонь.
— Может быть, мы сможем говорить на более дружеских тонах. Согласны?
Я молчал. Он нажал большим пальцем кнопку вызова на панели коммутатора.
— Вы ведь со мной не были абсолютно честны и искренни, мистер МакГроу. Но и я, должен признаться, не полностью откровенничал с вами.
— Вот как? — это все, что я мог сказать.
Фрейзер просунул в дверь голову.
— Да, сэр?
— Снимите молекулярные наручники, — приказал Петровски. — И найдите ему пару брюк.
— И ботинок, — сказал я.
— И ботинок, — согласился Петровски.
— Да, сэр, да, полковник-инспектор, — Фрейзер вошел и освободил меня от наручников.
Петровски вытащил пачку сигарет, по которой ползали каракули на кириллице. Потом зажег одну сигарету старинной зажигалкой с колесиком и фитильком. Он толкнул пачку и зажигалку через стол ко мне. Я мечтал о сигарете и закурил. Сделал одну затяжку, пожалел, что вообще ее взял, зашелся кашлем и сел на место.
С минуту мы глядели друг на друга. Потом Петровски тяжело выпустил воздух и откинулся назад, отступив в терпкую голубоватую дымку своих сигарет. Он нашел что-то интересное на потолке.
Прошла минута, потом Фрейзер приоткрыл дверь и бросил в щель пару серых форменных штанов.
— Ботинки ищем, — сказал он.
Петровски встал и стал изучать карту Максвеллвилля. Я натянул штаны. Они довольно хорошо на мне сидели, пусть даже были немного коротки в штанинах.
Я уселся и ждал, затягиваясь сигаретой.
Наконец Фрейзер вернулся и протянул мне ботинки.
— Это мои собственные запасные, — сказал он мне. — Когда тебе принесут свои собственные, ты мне вернешь эти.
— Спасибо.
— Ладно, не за что.
