Клуб «Хайд'с», названный по имени персонажа Роберта Льюиса Стивенсона. Эдвард Хайд, темная сторона человеческой души. Сам Хайд был списан с эдинбуржца старосты Броди, бизнесмена днем и грабителя ночью. В этом зале Ребус носом чувствовал преступление, страх и жажду почестей. Запах сигарного дыма и разлитого виски, смешанный с запахом пота. И тень Ронни. И вопросы, на которые до сих пор нет ответов. Платили ли Ронни за то, чтобы он незаметно фотографировал богатых и влиятельных людей? Или он выступал как свободный фотограф, приглашенный в качестве мальчика для битья, у которого хватило духу пронести с собой фотоаппарат? Может быть, ответ не имел значения. Важно было то, что хозяин заведения, кукловод этих низменных инстинктов, убил Ронни, заставив его изголодаться по дозе, а потом продав ему крысиный яд. Послал одного из своих подручных в дом Ронни, чтобы представить его смерть как обычную передозировку. Рядом с Ронни они оставили чистый порошок. И, чтобы запутать дело, перенесли покойника на первый этаж и обставили свечами. Полагая, что сцена окажется необыкновенно впечатляющей. Но при свете свечей они не увидели звезды на стене и тело случайно оказалось лежащим к ней ногами.
Ошибка Ребуса состояла в том, что он усмотрел в этой истории слишком много. Он сам затуманил картину, придумал взаимосвязи там, где ими и не пахло, увидел несуществующий зловещий заговор. А настоящий заговор был на несколько порядков выше и обширнее. Стог сена, и дело Ронни — иголка в нем.
— Финли Эндрюс!
Пустой зал отозвался эхом. Ребус поднялся на ринг и посмотрел на стулья вокруг. Ему показалось, что он видит азартные лица зрителей. На обтянутом холстом помосте темнели пятна засохшей крови. Разумеется, здесь удовольствия не заканчивались. Были еще «комнаты для гостей», закрытые двери, за которыми играли в «частные игры». Теперь перед ним предстала полная картина Содома, разворачивавшаяся здесь, как записал в своем дневнике Джеймс Карью, каждую третью пятницу месяца. С Колтон-хилла привозили мальчиков для обслуживания клиентов. За столом, в постели, где угодно. А Ронни, возможно, все это фотографировал. Но однажды Эндрюс узнал, что Ронни устроил себе некую «страховку», спрятал куда-то фотографии. Конечно, он был не в курсе, что они совершенно не годятся для шантажа, не дают улик. Он знал лишь, что они существуют.
И Ронни умер.
Ребус слез с ринга и прошел вдоль одного из рядов. В глубине зала в полумраке темнели две двери. Он прислушался, подойдя к одной, потом к другой. Совершенно тихо, хотя он был уверен… Он собирался открыть левую, но затем, повинуясь какому-то инстинкту, передумал и взялся за ручку правой. Немного помедлил, повернул ручку и толкнул дверь.
Прямо около двери оказался выключатель. Ребус нащупал его, и зажглись две мягкие лампы, укрепленные по обеим сторонам кровати. Кровать стояла у боковой стены. Больше в комнате ничего не было, кроме двух больших зеркал, одно на стене перед кроватью, другое над ней. Когда Ребус подошел к кровати, дверь за его спиной прикрылась с легким щелчком. Начальники Ребуса порой обвиняли его в чрезмерно живом воображении. Но сейчас он свое воображение отключил. Смотри на факты, Джон. Факты — это кровать и зеркала. Дверь щелкнула еще раз. Он метнулся назад и вцепился в ручку, но было уже поздно.
— …!
Он отступил на несколько шагов и с разбегу ударил в дверь каблуком. Дверь задрожала, но выдержала. В отличие от каблука, который отвалился. Привет залогу в магазине проката. Подожди и попробуй немного подумать. Кто-то запер дверь, значит, кто-то был рядом. А единственное место, где этот кто-то мог прятаться, — соседняя комната. Он обернулся и внимательно осмотрел зеркало перед кроватью.
— Эндрюс! — крикнул он в зеркало. — Энд-рюс!
Голос из-за стены донесся приглушенно, но вполне различимо:
— Здравствуйте, инспектор Ребус. Рад вас видеть.
Ребус чуть не улыбнулся, но справился с собой.
— Я бы очень хотел сказать то же самое.
Он посмотрел в зеркало, представляя себе стоящего прямо за ним Эндрюса.
— Славная идея, — сказал он, поддерживая разговор, чтобы выиграть немного времени, собраться с мыслями и силами. — Парочка веселится на кровати, а зрители — за двухсторонним зеркалом. Смотри сколько хочешь.
