— То есть, больно больше не будет? — осторожно уточнила она.
— Во всяком случае, я очень постараюсь. Если бы ты согласилась подождать до завтра, точно было бы не больно; а сейчас я не могу с уверенностью сказать, насколько сильно ты пострадала. Извини, я к собственному счастью никогда не имел дела с изнасилованными женщинами, и могу только предполагать.
— Но меня никто не насиловал, я же сама хотела! — растерянно возразила она.
— Ты — да, а вот твоё тело — нет. Давай прекратим разговор, ты попытаешься расслабиться и не будешь ожидать подвоха? — предложил я, с иронией отмечая, что мы поменялись ролями, и в нынешней мне, определённо, гораздо спокойнее. И, не дожидаясь ответа, переместил ладонь ей на талию, а сам склонился к груди женщины, с удовольствием лаская нежную кожу языком и губами.
Наверное, это всё же было не зелье. Испытывать на себе действие подобных мне прежде, к счастью, не до водилось, но, насколько я себе это представлял, терпению и сдержанности они не способствовали. А сейчас я не только хотел, но и мог не спешить. Сейчас происходящее мне нравилось, даже несмотря на крошечного червячка сомнения, точившего изнутри: а имею ли я право делать то, что делаю? Но про него я быстро и легко забыл, наслаждаясь процессом.
Нравилось мне всё. Нравилась её неуверенность и искренность, сочетание робости с детской непосредственностью. Нравилось, как она постепенно расслаблялась, понимая, что не будет боли, открывала для себя новые ощущения и постепенно увлекалась ими, начиная отвечать.
Нравилось, что никто больше не касался её, и очень хотелось, чтобы так оставалось впредь. Не любовь; инстинкт, возражающий против разделения ценной добычи с кем-либо ещё. Мне прежде никогда не доводилось оказаться в постели с нетронутой девушкой (подобное в нашем представлении должно происходить исключительно после свадьбы), и хоть я понимал подоплёку собственных ощущений, менее странными и необычными они от этого не становились. Менее приятными, впрочем, тоже.
Очень хотелось хоть как-то загладить тот вред и ту боль, которые она сама себе причинила. Частью из иррационального чувства вины, частью из чувства ответственности. Но большей частью — всё-таки из странной, немного покровительственной нежности, которую будила во мне эта девочка, и желания доставить ей удовольствие, показать, как подобное бывает и должно быть на самом деле.
Она пахла желанием, снова тихонько всхлипывала и кусала губы, но уже не от боли, и это было правильно, и от осознания этой правильности я испытывал огромное облегчение, и ощущал себя как никогда живым.
А боль, если и была, оказалась мимолётной и потерялась на фоне удовольствия — если судить по её запаху и поведению.
…За окнами была уже глубокая ночь, когда мы неподвижно лежали в кровати и выравнивали дыхание. Свеча давно догорела и комната погрузилась во тьму, но тьму обычную, бесстрастно-безразличную и прозрачную. Велесвета уютно устроила голову у меня на плече, положив ладонь на грудь и закинув на меня ногу. Её волосы щекотали нос, но поднимать руку и убирать их было лень, — гораздо приятнее было поглаживать тонкую тёплую ладошку, — поэтому я периодически пытался их сдуть. Помогало плохо, но я не терял надежды.
— Спасибо, — сонно пробормотала кошка, легонько целуя меня в плечо. Видимо, тянуться выше ей тоже было лень. — А почему ты называешь меня «Велей»?
— Мне так больше нравится. Ты против?
— Нет, просто непривычно, — ответила она и затихла. Меня так и подмывало пройтись кончиками пальцами вдоль её спины, украсть кошку у дрёмы, опять попробовать на вкус её губы и соблазнить её вновь, «для закрепления материала». Но совесть мешала тревожить женщину сейчас, ей действительно следовало отдохнуть и восстановиться. В конце концов, ничто не мешает мне при желании воплотить всё это в жизнь завтра, верно?
Правда, при этой мысли меня начинала терзать непонятная тревога. Я сомневался, что, во-первых, не мешает, а, во-вторых, что это желание будет. Вообще, стоило сейчас задуматься о будущем, и мне делалось не по себе. Уж слишком непонятной и противоречивой была ситуация. С одной стороны, кошка явно планировала ограничиться только этой ночью, никакие обязательства на меня возлагать не собиралась, не слишком-то интересовалась моим мнением и моим видением происходящего; да и я её не звал, никаких предложений не делал и обещаний не давал.
