Закончилось все тем, что мы пригласили на завтрашнее празднование вывернувшегося откуда-то Ленкиного знакомого, обещавшего притащить еще четырех друзей, потому что в Макаровке ни о каком карантине не слыхивали: это же не военная система со всеми прилагающимися придурями.
А назавтра уже в девять вечера мы нарядные, с прическами, в романтических платьях, прикрытых фартуками, стояли на Ленкиной кухне и совершали последние приготовления.
Вскоре раздался звонок в дверь, и мы уже настроились сделать кокетливые улыбки навстречу нашим неведомым судьбам. И мы сделали их, когда дверь широко раскрылась, так широко, чтобы пропустить объемных парней в морских курсантских мундирах с… погонами: это были все пять мальчишек из Дзержинки, которых мы приглашали с самого начала.
– Мы сбежали! – радостно сообщили они. – В самоволку, когда офицеры разъехались по семьям. Будем праздновать, что мы, рыжие, что ли! – потирали они замерзшие руки, глядя на отменно накрытый стол, уставленный их собственными бутылками.
Мы с девчонками таинственно переглядывались, думая о том, что же будет, когда явятся еще и пятеро из Макаровки, – ну точно, сбылось вчерашнее карканье про двух парней на каждую!
– Так что тащи, Ленка, еще пять стульев из кладовки! – тихонько скомандовала я.
Мальчишки уже довольно рассаживались за столом, мечтая о проводах старого года, когда раздался звонок, которого мы испуганно ждали, правда уже приготовив извинительную речь по поводу случайно встреченного Ленкиного друга: «Такая вот Ленка непутевая!», – когда в квартиру один за другим стали вваливаться мощные… «сапоги» – артиллеристы, нагруженные, как солдатские пушки, только не снарядами, а несколько иным горючим. Они чмокали нас в пылающие щеки, еще не замечая «противника», который смущенно задвигался за столом, понимая, что надо, вернее придется, потесниться.
Ленка уже притащила для сухопутчиков стулья, виновато глядя на мореманов, когда раздался следующий звонок. На этот раз в прихожей было тесно от бушлатов. Только не от макаровских, а снова… от военно-морских!
Из карантина к дорогим девочкам вырвались «фрунзаки». Их было ровно семеро! Как семь богатырей из сказки – один другого статнее и красивее. Они были взмокшие – и от обилия притащенной в складчину снеди и спиртного, и оттого, что погода «за бортом» размякла и раскисла, как и неожиданно посеревший, расплавленный наподобие свечки, осевший снег во вдруг потеплевшем под Новый год и как бы осунувшемся Питере.
А еще, конечно, и от увиденного: в комнате за густо уставленным спиртным и закусками столом восседали десять бравых курсантов, и пушечки на их погонах были перемешаны с якорями, вернее так все перемешалось в глазах, как мы сообща с девчонками заметили, у промокших «фрунзаков».
Девочки в испуге скопились на кухне и теперь выталкивали оттуда меня для «популярных объяснений», а Ленку – на поиски стульев и каких-нибудь комодов для передвижения их к новогоднему столу.
– Извините, ребята, у нас… карантин! – только и могла в испуге пролепетать я, потому что в моей голове все перепуталось, и я знала, ой как хорошо знала, чего надо ожидать в следующие минуты, которые не заставили долго себя ждать.
Стрелка часов неумолимо двигалась к двенадцати. Надо было не только проститься со старым годом, но еще и найти для этого недостающий десяток бокалов с ложками, вилками, тарелками, а заодно и ножами.
Вы догадались, конечно же: опять раздался звонок в дверь, особенно громкий в наступившей вдруг мертвой тишине. Ноги у меня онемели, я просто примерзла к полу, как Снегурочка на северном полюсе, хотя по лбу зловеще сползали капли нервного пота, рискуя испортить косметику.
Дверь отворил дзержинковец Мишка – такой вот и в быту умничка, а не только ленинский стипендиат в учебе. Он же бодро, почти радостно пригласил пятерых мокрющих «макаровцев» не стесняться, заходить и быть как дома, потому что девочки, и мальчики тоже, уже давно заждались дорогих гостей. А на немой вопрос застывшей в глупой улыбке Ленки: «А из чего пить и есть будем? И куда садиться прикажете?» – Мишка, по-хозяйски оглядевшись, заявил:
