Еще большее удивление вызывал у меня Флореску, или, правильнее, Нечаев. Он точно преобразился. Какая-то нечеловеческая жестокость проступила в чертах его лица. А в действиях, решительных, властных, неумолимых, проявилось, я бы сказал, нечто мефистофельское.
Двух его спутников я не знал, они явно занимали по отношению к Флореску подчиненное положение.
- Господин Флореску...
- Молчать!
Можно подумать, что, кроме этого, других слов он не знает.
- Что вы делаете? - спросил я.
Зачем? Я и так знал, что они делают - экспроприацию.
Различные заговорщицкие организации не так уж редко прибегали к экспроприации для пополнения средств своих организаций. Но почему они выбрали меня? Как-никак в Бухаресте я вращался среди революционеров. По-видимому, Нечаев посчитал меня случайным человеком в этой среде. И после неудачной попытки завербовать меня в "Народную расправу" решил сорвать с паршивой овцы хоть клок шерсти. Но откуда он узнал, что у меня есть деньги?
Тем временем спутники Нечаева перетряхнули все мои вещи, осмотрели обувь, извлекли из-под кровати даже мои старые, стоптанные ботинки, но, подержав их в руках, отбросили в сторону. Однако мысль, что в сером холщовом поясе, валяющемся на дне баула, спрятаны кредитные билеты, им в голову не пришла.
Нечаев ухватил меня за ворот и затряс.
- Знаешь, где твои хозяйки?! В чулане! Если ты не отдашь деньги, мы зарежем их, как овец!
- Турки вы, что ли?
- Дело революции важнее этих баб! - заорал Нечаев.
- Но вас завтра же заберет полиция.
- И не подумает, - дерзко бросил Нечаев. - Если бы мы тронули румын, тогда другое дело, а на эмигрантов они и не обратят внимания.
В руках одного из спутников Нечаева появился нож, и он завертел им перед моими глазами.
- Ну что ж, смерть женщин будет из-за твоего упрямства.
- Черт с вами!
Я указал глазами на пояс.
Спутник Нечаева подпорол холст и передал сторублевки руководителю, тот небрежно запихнул их в карман.
- Так-то лучше.
Нечаев что-то сказал своим подручным, один из них задул лампу, и незваные гости бесшумно исчезли.
Я ослабил веревки, освободил руки и кинулся на половину Добревых. Женщин я нашел запертыми в чулан при кухне.
Чуть свет я побежал к Ботеву. Будить его мне не пришлось, он уже сидел за столом и работал.
Ботев нахмурился и, похоже, рассердился.
- Это я виноват перед вами, - сказал он со свойственной ему прямотой. Вчера мы разговаривали с Нечаевым, и я обронил, что вы предлагали мне деньги. Не волнуйтесь, я все улажу.
Вечером в доме Добревых затренькал звонок. Я пошел открыть дверь, женщины идти побоялись.
Похоже, передо мной стоял один из вчерашних визитеров.
- Заберите, - пробормотал он, сунув мне в руку небольшой сверток, и поспешно удалился.
Я вернулся в дом. мои хозяйки встревоженно смотрели на меня. успокоил их и развернул сверток, в нем оказались экспроприированные у меня кредитки.
При первой же встрече я поблагодарил Ботева за благополучную развязку злосчастной экспроприации. В ответ он засмеялся.
- Недоразумение, - сказал он, не то утешая меня, не то оправдывая Нечаева. - Сергей Геннадьевич не разобрался и причислил вас к сонму богатых обывателей.
- А вы не находите, что такая экспроприация сродни воровству?
Ботев отрицательно покачал головой.
В то лето я часто встречал Ботева вместе с Нечаевым. Память ненадежный инструмент. Встречи с Нечаевым, несомненно, выветрились бы из моей памяти, не будь они связаны с Ботевым. Их близость продолжала удивлять меня до крайности.
Ботев был бескорыстен. Он ни в чем не преследовал личных целей. Нечаев был его полной противоположностью. Из него всегда выпирало желание занять первое место.
Как-то я не удержался и вновь спросил Ботева:
- Убей меня Бог, мне непонятно, что связывает вас с Нечаевым.
- Я не возьмусь осуждать революционера, - горячо возразил Ботев, - если он ради достижения великой цели не брезгует недозволенными средствами.
Я не стал спорить, хотя и сейчас мне кажется, что Нечаев хотел забрать мои деньги вовсе не ради великой цели, а для собственных надобностей.
Через несколько дней я столкнулся с Нечаевым у Каравеловых. Он не часто бывал в этом доме, стараясь меж болгарских эмигрантов держаться в тени.
