— Все это знают. В Польше об этом знает каждый ребенок.
— В Польше… — фыркают венские евреи. — В Польше, может, и не возвращаются, но у нас тут Вена, а не Польша, мы едем работать.
Опускается ночь.
— О чем ты думаешь? — шепотом спрашивает Янка Темпельхоф.
Она думает о муже, о матери и о Варшаве. В «Фолькишер Беобахтер», в короткой заметке на третьей полосе, она прочитала, что в городе восстание. Можно ли во время восстания посылать посылки в Маутхаузен?
У Янки родителей нет — и мать, и отец погибли в лодзинском гетто. Подруг тоже нет.
— Как это нет подруг? — удивляется она. — Совсем нет?
— Они говорили, что я воображала, вечно все лучше всех знаю, — признается Янка. — Но это неправда, я не воображала…
— Может, ты и правда знала лучше всех? — утешает она Янку. — Вот я, например, знала хуже…
— Ну и что, — шепчет Янка. — А теперь мы с тобой сидим в транспорте номер сорок семь. Обе…
Она удивляется, что Янка знает номер их транспорта:
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, — Янка улыбается в темноте. — Я ведь все знаю…
Они проезжают освещенную табличку «Моравска Острава». Поезд замедляет ход. Она перестает слушать откровения Янки Темпельхоф, встает и спрашивает:
— Я прыгаю, ты со мной?
Янка молчит.
Она дергает за шнур, открывающий окно, вскакивает на скамейку и перекидывает ногу через раму. Сидящий у окна пожилой мужчина хватает ее за другую ногу. Руки у него на удивление крепкие, она вырывается, пассажиры поднимают крик: не валяй дурака, нас просто везут работать, а из-за тебя всех… Янка сидит с невозмутимым видом. По коридору уже бегут полицаи. Она поспешно закрывает окно и возвращается на место.
— Что тут происходит? — полицай окидывает купе внимательным взглядом.
— Ничего не происходит, — заверяет помешавший ей венский еврей. — Все отлично, очень комфортабельный поезд.
Светает.
Встает солнце.
Поезд снова замедляет ход. Они читают табличку на станционном здании: Дзедзице. Кажется, поезд сворачивает на боковую ветку.
Она говорит:
— Смотрите, какое синее в Польше небо!
Пассажиры венского поезда стоят на площади перед бараком. Они несколько встревожены: их багаж свален в огромную кучу прямо на земле. Чемоданы не поцарапаются? Не потеряются? И когда можно будет получить их обратно? Она не беспокоится. Ее сумочка лежит там же, но папильотки, карты и искусственный зуб все равно пока ей ни к чему.
Эсэсовец делает знак, к ним подходят двое узников. В руках у них грязные полосатые шапки, туда нужно бросить деньги и украшения. Она кладет в шапку медальон с Девой Марией, Лилюсин подарок. Кто-то спрашивает, когда им выдадут расписки. Узники не отвечают. Кто-то переспрашивает, погромче. Венские евреи напряженно-пристально разглядывают узников — молчаливых, с пустыми равнодушными глазами. Она тоже смотрит. Глаза не вылезают из орбит, руки не вывернуты. Ну одеты в полосатые робы, подумаешь… Что такого страшного в полосатых робах?
Эсэсовец приказывает всем раздеться.
Велит подходить по одному — не толкаясь, спокойно. Каждого окидывает взглядом и делает знак рукой или кивает головой. Глядит мельком, невнимательно, словно бы нехотя. Жесты тоже небрежные.
Она подходит к эсэсовцу. У нее гладкая кожа, возле груди маленькое красное пятнышко. Немец останавливает ее, рассматривает пятно — довольно долго, секунд пятнадцать, потом машет рукой: направо. Следующая — Янка Темпельхоф. Невысокая, стройная, с милой спокойной улыбкой — ей тоже велят встать справа.
Образуются две группы, слева и справа. Обе постепенно увеличиваются, левая растет быстрее.
К эсэсовцу подходит пожилой мужчина, не давший ей выпрыгнуть в окно. Стыдливо заслоняет пах. Без одежды он выглядит более низким и худым, к тому же у него искривлена рука; он встает слева.
Венка рядом с ней спрашивает: как она думает, не дадут ли пожилым работу полегче? Оказывается, ее отец попал в левую группу. Она успокаивает венку: конечно, дадут, не волнуйтесь.
— Отец знает несколько языков, может, его направят куда-нибудь в контору, — утешает себя женщина.
— Наверняка в контору, — убеждает она венку. — Мой отец тоже знал иностранные языки, — добавляет она и представляет себе отца — как он стоял, голый, беспомощный, сконфуженный, среди других специалистов со знанием немецкого языка.
