Я попытался сглотнуть, но слюны во рту не осталось.
– И что же самое ужасное?
– Рой, а сам ты как думаешь?
– Не знаю, – сказал я.
– Отель, – произнес он, – подожгла Шеннон.
– Шеннон? Как это?
– Когда мы уходили с вечеринки у Виллумсена и собирались идти на площадь салют смотреть, Шеннон сказала, что устала и хочет домой, что машину возьмет. Я еще на площади был, когда пожарную машину услышал. – Карл закрыл глаза. – И вот Шеннон, прямо у печки, сообщает мне, что поехала на стройку и зажгла огонь – оттуда, как она знала, он будет распространяться медленно, – и оставила обожженную ракетницу, чтобы все решили, что это и есть причина пожара.
Я знаю, какой вопрос тут надо задать. Его надо задать, хоть ответ мне известен. Спросить, чтобы не выдать тот факт, что я все понял, что Шеннон я знаю почти так же хорошо, как и он. Вот я и спросил:
– Зачем?
– Потому что… – Карл сглотнул. – Потому что она Бог, создающий собственную картину. С таким отелем она смириться не может, ей надо, чтобы он был таким, как на ее чертежах. Все или ничего. Она не знала, что он не был застрахован. Думала, никаких проблем с возобновлением строительства не будет и со второй попытки она продавит свои изначальные чертежи.
– Она так сказала?
– Ага. А когда я спросил, не думала ли она об остальных, о тебе и мне, о жителях деревни, которые трудились и вложили деньги, она ответила «нет».
– Нет?
– Она сказала «fuck no»[35]. И засмеялась. Тут я еще раз ее ударил.
– Утюгом?
– Другой стороной. Холодной.
– Сильно?
– Сильно. Я видел, как у нее в глазах свет потух.
Для вдоха мне пришлось собраться с силами.
– А она…
– Я пощупал пульс, но ни фига не почувствовал.
– А потом?
– А потом я ее сюда принес.
– Так она в багажнике?
– Ага.
– Показывай.
Мы вышли. Как только Карл открыл багажник, я перевел взгляд на запад. Там, над верхушками гор, оранжевый свет съел голубой. И я подумал, что, наверное, красоту я чувствую в последний раз. До того как заглянуть в багажник, на долю секунды я решил, что это все шутка и там никого нет.
Но она оказалась там. Белоснежная Спящая красавица. Она спала, как в те две ночи, что мы провели вместе в Кристиансанде. На боку, глаза закрыты. И я не мог отбросить мысль: в той же позе лежит ребенок у нее в утробе.
Травмы головы не оставляли сомнений – она мертва. Я коснулся кончиками пальцев ее разбитого лба.
– Это не один удар задней стороной утюга, – сказал я.
– Я… – Карл сглотнул. – Она дернулась, когда я положил ее рядом с машиной, чтобы багажник открыть, и я… я запаниковал.
На автомате я перевел взгляд на землю и там, в свете, падавшем из багажника, увидел отблеск на одном здоровенном камне – папа заставлял нас таскать такие к стене дома, чтобы дренаж был получше, – было дело как-то осенью, когда дожди шли чаще обычного.
На камне была кровь.
Дыхание Карла напоминало всхлипывания.
– Поможешь мне, Рой?
Я перевел взгляд на Шеннон. Хотел, но не мог отвести глаз. Он ее бил. Нет… Убил. Хладнокровно. А теперь о помощи просит. Я его ненавижу. Ненавижу, ненавижу, и вот я вновь почувствовал биение сердца, а с кровью пришла боль, наконец-то появилась боль, и я с силой прикусил губу, будто пытаясь сломать собственные челюсти.
Переведя дыхание, я заставил свою челюсть двигаться и произнес три слова:
– И как помочь?
– Можно ее в лес отвезти. Положим куда-нибудь, где ее точно найдут, а рядом «кадиллак» поставим. Скажем, что сегодня днем она брала «кадиллак» покататься, но домой еще не вернулась, когда я на церемонию открытия поехал. Если мы прямо сейчас поедем и где-нибудь ее оставим, я все отлично успею, а еще могу сообщить, что она пропала, раз не приехала на праздник, как договаривались. Ну как, нормально?
Я врезал ему в живот.
Он согнулся пополам, ловя ртом воздух. Я с легкостью повалил его на щебень и сел сверху так, чтобы зафиксировать его руки. Он умрет, умрет, как она. Нашарил правой рукой здоровенный камень, но он оказался маслянистым, гладким от крови и выскользнул. Я хотел вытереть кровь о рубашку, но в конце концов ко мне вернулась способность думать ясно – я два раза провел рукой по щебню и вновь взялся за камень. Поднял над его головой. Карл все еще не мог вздохнуть и лежал, крепко зажмурившись. Я хотел, чтобы он все видел, и щелкнул его по носу левой рукой.
