– Посмотри там, в дальнем углу. Не ленись. Не то сам посмотрю.
– Ух! Все знает. Даром, что король. – Акулина резко, по-петушиному дернула головой, но бутылку подала: – Последняя.
– Ничего, еще слетаешь, – сразу успокоившись, сказал Кис.
– Ага!.. Небось крылья-то не казенные. – Акулина захлопнула дверцу.
– С норовом карга, – заметил Квак.
– Незаменимый кадр, хотя позудеть любит. – Кис подошел к портрету, достал заслуженный стакан. – Привет, дедушка. Ты ведь не осудишь. Мы по пять булей. – Он налил Кваку. – Ну, давай. Ты первый, как высокий гость... Держи «щербатого», и поехали, пока никто не мешает.
– Будь здоров! – Квак выпил, крякнул. – Хорошо пошла. Сколько градусов?
– Сорок.
– Совсем как наша, – обрадованно изумился Квак.
– Ладно, гони стакан. Время – золото. – Кис опять наполнил «щербатого». – Со свиданьицем! Да сгинут все лу... – Кис поймал себя на слове, торопливо проглотил пять булей, – лучком, говорю, закусить бы, но прибыл ты неожиданно.
Квак виновато развел руками: бывает, мол.
– Оправдываться после будешь, – произнес мышиный король, аккуратно и по-аптекарски точно выдаивая бутылку. – Теперь давай за королев, пусть им икнется посильнее. Пей.
– Послушай, а как у тебя с королевой? Она еще не проела тебе всю плешь? Особенно по утрам, когда встает с левой ноги?
– Конечно, нет... Ты пей, говорю.
Лягушиный король выпил, вернул стакан.
– А что у тебя, – Кис поводил пальцем по граням «щербатого», – и с королевой тоже все протухает?
– С чего ты взял? У меня все прекрасно. Лучше быть не может. А с левой ноги она никогда не встает.
– Это хорошо. – Кис опорожнил стакан. – А твою дочь не зовут ли все потаскушкой? Она не торчит ли дни и ночи в ... этой... вылетело из головы.
– В дискотеке?
– Вот именно. И не приводит ли она оттуда... этих... ну, как их?
– Хахалей под видом женихов?.. Нет, – Квак сделал короткий мах рукой, словно отрубил, – моя дочь даже не знает, что это за слово такое – дискотека.
– Это хорошо, – кивнул Кис. – Моя тоже. Я вижу, обе они, как родные сестры. – Он протянул наполненный стакан Кваку. – Бери. Дай-то им Бог по достойному жениху.
Квак пригубил стакан и настороженно замер: где-то неподалеку что-то зашуршало, зашелестело, потом раздался негромкий свист. Короли обменялись взглядами.
– Не тяни резину. Допивай, – шепотом приказал Кис.
Через несколько секунд бутылка и "щербатый" были упрятаны за портретом дедушки.
– Не упадут? – озабоченно спросил Квак.
– Дедушка не позволит. Не боись, – успокоил мышиный король. – Стань пока за дверью. Принесла кого-то нелегкая.
Глава восьмая.
На помощь! или Никак нет, ваше величество
Как вскоре выяснилось, нелегкая принесла двух амбалов в черно-серой с разводами незнакомой форме. Вышли они из камина один вслед за другим. У первого лицо было гладкокожее, у второго – с двумя бородавками.
– Вы кто, трубочисты? – поинтересовался Кис.
– Нет, батя, – пояснил первый, – мы десантники – зеленые береты.
– Зеленые?.. Почему же они у вас черного цвета?
– От сажи, – ответил второй. – Но это неважно. Где здесь король Кис, не ты ли?
– Вы грубияны, я велю вас казнить, – притопнул Кис.
– Брось, батя, нести хреновину. Мы пришли за тобой, – сказал гладкокожий.
– Как это понять?
– Очень просто, – ответил бородавчатый. – Мы из группы захвата.
И в подтверждение своих слов они запели воинственную песню, сопровождая ее угрожающими движениями:
Мы черные, зеленые,
Мы всякие береты.
За нами следом тянется
Событий жутких нить.
Мы в логово противника
Проникли на рассвете.
Нам короля мышиного
Приказано пленить.
– А может, пришить? – прервал пение гладкокожий.
– Не трави душу, – отозвался бородавчатый. – У самого руки чешутся.
Но все же амбалы продолжили свою песню.
У нас сердца железные,
У нас стальная воля.
А нервам позавидует
Гранитная скала.
Не знаем мы сомнения,
Не ощущаем боли.
Нас ждут повсюду мокрые
И темные дела.
– На помощь! – закричал Кис. – Спасите!
Король почему-то не подумал в тот миг, что ему выпал шанс избавиться от всего того, что так остовшивело. Видимо, сыграл синдром привычки. Да, да тот самый поганенький синдром, из-за которого надоевшие друг другу супруги не могут расстаться, ибо чувствуют всеми клетками: устоявшаяся жизнь не принесет сюрпризов, а сюрпризы порой ставят все вверх тормашками.
