Началась процедура лотереи. Из одного ящика вынимали бумажки с именами людей, из другого — наименования должностей. Так, конюх становился поваром, а повар — камердинером.
По окончании этого спектакля герцог Мазарини с важностью дал объяснения гостям:
— Я делаю это для того, чтобы между людьми не было зависти, а одно лишь смирение. Нынешний начальник знает, что через месяц он станет подчиненным. Поэтому у меня между работниками всегда царит согласие.
Услыхав это, Фуркево отвел в сторону Кок-Эрона и тихо заметил:
— Дело дрянь. Я говорю о нашем здоровье. На кухне появились псари и кучера. Проследи за ними. Если увидишь, что для нас готовят ведьмино варево, вылей.
— А если повара воспротивятся этому?
— Черт возьми! Людей травить не позволено. И не мне тебя учить. При тебе же будет шпага, а ты им разрешишь использовать вертела.
По-видимому, в тот день до вертелов не дошло: обед, приготовленный под наблюдением Кок-Эрона, был замечательным.
После обеда Эктор решил в одиночестве прогуляться по саду. Неожиданно перед ним возник шевалье, но сделал вид, что хочет удалиться, чтобы не мешать Эктору.
— Я вам помешал? Простите, — произнес он.
— Нет, ничего, я ведь ни о чем не думал, — ответил Эктор.
— Стало быть, вы мечтали о самом дорогом для вас на свете?
— Вы владеете даром чтения мыслей? — улыбнулся в ответ Эктор.
— Нет, но вы находитесь на краю бассейна, в саду, где все располагает к таким мечтам.
— Вы правы. К тому же мне двадцать пять. Вот все мое извинение.
— Вам оно не требуется. Я сам не признаю другой мудрости, кроме любви, хотя сам ей уже не подвластен. Любите, сколько можете. Придет время, когда ваше сердце погаснет, и тогда только память о вашей весне сделает сносной седую зиму.
— Мне ваш голос кажется знакомым, — заметил вдруг Эктор. — Не могу вспомнить, где я его слышал.
Наступившие сумерки не позволили Эктору всмотреться в лицо собеседника.
— Возможно, мы уже встречались. Я много путешествовал. Но надеюсь, наше знакомство не прервется, и если вы направляетесь в Версаль, мы сможем там встретиться.
— Прошу вас верить, — пояснил Эктор, — что мой вопрос вызван только желанием продолжить знакомство.
— Благодарю вас. Это и мое желание тоже. И если почему-либо случай нам в этом не поможет, я сам постараюсь вас найти. — В голосе шевалье слышалось нечто большее, нежели простая вежливость.
— Если вам понадобится протекция, мой друг герцог Рипарфон готов будет вам её оказать, — прибавил Эктор, желая ответить на любезность любезностью.
— Благодарю вас, но у меня есть письмо от одного из моих друзей к отцу Тельеру.
— Духовнику короля?
— Да.
— Его называют всемогущим человеком.
— Он священник, сударь.
Ответ прозвучал явно двусмысленно. Эктору так и осталось неясно, придавал ли шевалье слову «священник» высокий или, наоборот, самый незначительный смысл.
Далее они перешли к рассказу собственных историй. Эктор простодушно передал все подробности своей жизни. Шевалье, казалось, собирался сделать то же. Но в его рассказе о себе интересные и важные подробности как-то тонули в искусном описании незначительных мелочей. Впрочем, эти мелочи были изображены просто прелестно.
В результате у Эктора сложилось мнение, что шевалье был благородного происхождения и отменного воспитания. Утомленный многочисленными путешествиями, он направляется в Версаль, чтобы поправит свое разоренное состояние и помочь своему семейству.
Следует также добавить, что Эктор все же постеснялся назвать имя своей любимой. Не стал он говорить и о дуэли с аббатом Эрнандесом.
Они разговаривали довольно долго, как вдруг над одним из флигелей замка поднялось яркое дрожащее зарево.
— Пожар! — воскликнул Эктор и побежал к замку, чтобы поднять тревогу.
Шевалье задумчиво последовал за ним, нисколько не спеша, с видом поэта, подыскивающего подходящую рифму.
