— Когда я узнал о том, что ты приехала сюда, королева, я подумал, что было бы хорошо побеседовать с тобой, — сказал он, обнажив в быстрой улыбке зубы, блеснувшие в темной бороде. — Не то чтобы я без должного уважения относился к твоим сыновьям. Никогда! Но ты будешь знать, что я ничего не замышляю против них, и сможешь им передать.
Ну нет, он замышляет, хотя никогда не давал явного повода заподозрить его в этом, подумала Гуннхильд. Хотя он получил виру и дорогие подарки, его отец остался неотмщенным. К тому же он не может не знать, что ее сыновья только и мечтают прибрать к рукам его Траандло. И он совершенно прав.
Она улыбнулась в ответ.
— Уже то, что ты разыскал меня, само по себе говорит о доброте твоего сердца, ярл, — нежным певучим голосом произнесла она.
— Я приехал с определенным намерением, — сказал Хокон. — Ты должна знать — и, конечно королям это тоже известно, — что я велел трондам держать оружие наготове и мои военные корабли оснащены и могут выйти в море, как только я пожелаю этого. Я хочу, чтобы короли и ты, королева-мать, знали, что это никоим образом не нацелено против них. Мое самое заветное желание состоит в том, чтобы хранить между нами нерушимый мир.
— Могу ли я спросить, ярл, почему же тогда ты, если можно так сказать, уже наполовину собрал свою силу?
— Позволь мне быть откровенным, королева. Я отлично знаю, что твои сыновья честны. Но многие тронды таят в сердцах недовольство. Когда король Харальд собирает свое войско и отправляется на север, они начинают задумываться. Они волнуются и ропщут. И для того, чтобы вызвать столкновение, требуется совсем немного. Держа мой народ в боевой готовности, я ослабляю в нем страхи. А это помогает сохранению мира.
Значит, он предупреждает меня и сыновей, думала Гуннхильд. Или это все же начало подготовки к войне?
— Я понимаю, — сказала она вслух. — Мы еще поговорим об этом подробнее. Но сначала мы будем пировать. Заранее прости старуху за то, что она рано уходит спать. Пусть это не мешает веселью.
В следующие несколько дней они несколько раз беседовали наедине и все время пытались уверить друг друга во взаимной безопасности, почти не затрагивая иных дел. Гуннхильд сообщила Хокону, что посоветовала Харальду Серой Шкуре не высаживаться на берег в пределах Траандло, и король согласился. Хокон пообещал не отправлять в викинги отряды больше трех кораблей вплоть до возвращения Харальда. Снова и снова они с разных сторон обсуждали эти вопросы — две настороженные хитрые дикие кошки, держащие наготове могучие когти, но не показывающие их друг другу.
Впрочем, они говорили и еще на одну серьезную тему.
— Иногда мне хочется иметь у себя хоть несколько человек, умеющих писать, подобно тем, кто учился среди христиан, — сказал однажды Хокон. Гуннхильд не стала вслух вспоминать о том, что приняла крещение. — Руны годятся не для многого — лишь для надписей на могильных камнях да для заклинаний. — Он искоса взглянул на собеседницу. — Я видел книги с запада, захваченные в одном из налетов. Мне всегда радостно встречаться с тобой, моя госпожа. Но если бы мы имели листы, на которых пишут буквы, чернила, то могли бы обмениваться вестями гораздо скорее и легче. — Он вздохнул. — А еще эти рассказы, эти истины, которые содержатся в книгах…
Она думала точно так же.
— Сначала нам нужно выучить буквы, — с язвительной улыбкой сказала она. — Или, по крайней мере, обзавестись людьми, которые их знают. Священники? Некоторые из них могут читать и писать. — Сквозь ее мысли задумчивым призраком прошел Брайтнот.
Лицо Хокона напряглось.
— Пока я ярл в Хлади, в Траандло не появится ни один новый христианский священник. — Хотя Хокон и не сжег церкви, возведенные королем Хоконом Добрым, но, можно сказать, морил их голодом. Он расслабился. — Но давай не будем говорить о неприятном. Лучше обсудим то, что происходит с нами, а также те известия, которые мы получили из-за морей.
Гуннхильд очень хотела этого, правда, в определенных пределах. Она слушала, она говорила; они перебрасывались словами и мыслями. На это время она почти забыла о своей тоске по Олаву Павлину.
