Огромная чаша снизилась. Теперь было видно ее содержимое, переплетение жил, слабо светящихся сочными цветами. Рядом с огромной чашей висела еще одна и одна еще выше.
Чаша подернулась рябью, как тент под порывом ветра, и с медленностью видения чуть подсвеченные изнутри бело-золотые щупальца развернулись и повисли точно над головой. Потом мягко и нежно они погладили его лицо.
Момент холодного прикосновения – и в мозгу взорвался огонь. Дэйн все еще смотрел вверх, с вопросом, с удивлением, а огонь жег его нервные пути.
Огонь этот был горяч и не горяч, боль и не боль, и Дэйн ощутил, как ускользает его сознание из сведенного судорогой тела. Но на краю тьмы оставалась мысль. Мысль, память, осознание вопроса – и они принадлежали не ему.
Али ослепила внезапная вспышка боли. Руки конвульсивно сжались на консоли флиттера, и очень далеко на северо-востоке та же боль охватила Рипа и Джаспера. Потом она исчезла.
Тихо выругавшись, он хлопнул ладонью по рычагу скорости, и флиттер послушно рванулся вперед. Али сердито подумал, что хорошо бы уметь управлять этой чертовой пси-связью. Он не ощущал, что Дэйн мертв, но боялся, что лишь страх и стыд мешают ему признать правду.
Али посмотрел на штурманский экран и увидел, что остров близко. Переведя взгляд на обзорный экран, различил на горизонте выпуклость. Он снизился и еще прибавил скорость, пока двигатель не завизжал. Глубокая лазурь под ним рябила и вскипала под мощными струями реактивных двигателей.
Остров стал больше, и Али видел белое сияние. Он оскалился, надеясь, что туман еще не ушел и он бросит флиттер прямо в него и убьет столько этих проклятых тварей, сколько сможет.
Но туман тонким покрывалом уходил вверх и на восток, а ощущение присутствия Дэйна становилось сильнее.
Али сбросил скорость, скользя над скалистым берегом и плещущими волнами, поперек больших красных скал. Земля под ним мелькала и улетала назад, и вдруг его взгляд остановился на распростертой фигуре.
Али швырнул машину в крутой боковой нырок. Двигатели протестующе взвыли, флиттер задрожал всем корпусом. Али посадил машину в двадцати метрах, чтобы не задеть Дэйна разлетающимися от воздушных струй камнями. Еще до полной остановки он выбил люк и выпрыгнул, успев только глянуть вверх – нет ли там этих туманных тварей.
Пять шагов, шесть. Это был Торсон; шлем лежал рядом с ним, желтые волосы трепал ветер, лицо сведено судорогой, руки и ноги изогнуты под таким углом, будто его схватила и встряхнула гигантская рука. Сердечный приступ – Али знал эти симптомы.
Он нагнулся, остановился и вгляделся в Дэйна.
Тот еще дышал.
Дэйн медленно поднимался из колодца жгучей боли.
Нехотя. Не понимая. Жажда, жара, холод.
Он открыл глаза и посмотрел в темные глаза напротив. Знакомые глаза. Он их знал. Он попытался это сказать и сообщить, что жив, но язык не ворочался.
Глаза весело прищурились.
– Было бы преступлением перед Вселенной, – протянул знакомый голос, – дать умереть человеку, который на дуэли дерется на волынках.
Дэйн хотел рассмеяться, но вместо этого потерял сознание.
17
– Он поправится.
Рип прислонился к переборке в проходе рядом с лазаретом. Он не позволял себе надеяться даже тогда, когда Али привел флиттер с почти выжженным горючим и дымящимися двигателями, и из машины вынесли Дэйна. Дышащего, но в глубоком обмороке. Мысли о коме, повреждении мозга, неврологической катастрофе мелькали в мозгу Рипа, пока он помогал Муре нести Дэйна в лазарет.
Али шел сзади, еще не успев отмыться после ночной экспедиции за рудой, с напряженным лицом, а глаза его бросали вызов любому – да, любому! – кто посмеет пристать к нему с вопросами. Джаспер следовал за ними своей беззвучной походкой, ничего не говоря, но Рип подозревал, что скрываемые им чувства совпадают с его собственными. А за Джаспером ковыляла Туе с убитым видом, и гребень ее посерел и повис.
Вся команда собралась около лазарета, втиснувшись из-за недостатка места в оранжерею, и ждала вердикта Тау.
И вот врач вышел, улыбнулся и повторил еще раз:
– Он поправится.
– Как? – спросил Иоганн Штоц.
Али вскинул бровь, а Мура кивнул:
