– А Старик на это что-нибудь сказал?
Тау улыбнулся:
– Сказал только, что мне сочувствует.
– Тебе? – вытаращил черные глаза Али. – Тебе он сочувствует? А нам?
Дэйн засмеялся, Джаспер улыбнулся. Только Рип сидел задумавшись и глядя вдаль.
Потом посмотрел на Тау.
– Второе, про что ты говорил, – сказал он. – Это насчет того, что мы иногда… знаем, кто где?
У Тау сердце забилось чуть быстрее, но он изо всех сил постарался этого не показать.
– Да, это и есть второй момент. Я его заметил, когда мы так надолго осели на Бирже. Если кто-нибудь из вас искал другого, создавалось впечатление, что он бессознательно знает, где этот другой находится на борту «Королевы» и на борту ли вообще. Опять-таки этот синдром снимался расстоянием.
Дэйн запустил пальцы в свои желтые волосы, взъерошив их дыбом.
– Я думаю… – Он покачал головой.
– Ты это заметил, – подсказал Тау. – Я однажды видел твою реакцию.
– А это не может быть оттого, – спросил Дэйн, неуверенно улыбнувшись, – что мы просто знаем, где тот, другой, должен, скорее всего, быть? Мы так давно работаем вместе, отлично знаем расписание друг друга – почти как свое.
– И это правда, – согласился Тау. – Еще одна причина, из-за которой я так долго ничего вам не говорил. Я хотел посмотреть, не придет ли кто-нибудь из вас к тем же выводам.
– Это недавнее прошлое. – Али откинулся на стуле. – А что будет дальше? Если викинг забудет пригнуться перед люком, будет у меня синяк на лбу? Или если Джаспер во время вахты пропустит ланч, проснусь ли я с мыслью о венерианском грибном супе?
Али говорил легко и небрежно, и на его смуглом лице и в чуть припухших черных глазах отражался только интерес, но Тау знал, что он злится. Для Али новые горизонты медицины и развитие человеческих возможностей мало что значили по сравнению с перспективой, что кто-то или что-то может вторгнуться в границы его частной жизни. Получалось, что ты не можешь побыть один, даже если ушел в свою каюту и покрепче закрыл дверь. И все четверо это знали.
– Не могу сказать с уверенностью, – ответил Тау. – Когда стало ясно, что наши проблемы с кредитом на Бирже решены, капитан дал добро на покупку последних медицинских данных. Я копаюсь в них с тех самых пор, как мы покинули зону Микоса. Ничего, прямо связанного с вашим случаем, я не нашел – и это неудивительно, – но есть кое-какие данные, позволяющие мне строить гипотезы о безграничных возможностях биологической адаптации человека.
– И что отсюда следует? – спросил Али.
– Отсюда следует, что у нас есть три варианта, каждый ведет в двух направлениях. Первый: вы ничего не делаете, и ничего больше не случается. Возможно, синдром вообще исчезнет. Или же, наоборот, этот потенциал возрастет.
– Второй выбор: мы пытаемся с этим бороться? – спросил Али, и улыбка его чуть искривилась.
– Один из вариантов, – согласился Тау. – Можем ставить эксперименты с попытками притупить эффект, и снова либо это сработает… либо ваши тела против вас восстанут.
Он подождал, чтобы эта мысль усвоилась.
– И третье: мы пытаемся с этим работать. Опять-таки может оказаться, что вы четверо ловите образы из снов друг друга и знаете, где кто из вас находится, и ничего больше. Или же… – Он развел руками.
– Или же мы будем играть в карты по высоким ставкам в высокотехнологичных космопортовских барах, – горько хохотнул Али. – Отличный способ сделать себе состояние – читать карты партнеров через их собственный разум.
– Отличный способ быть убитым, – тихо сказал Джаспер.
– А кто нам сказал, что мы сможем читать еще чьи-то мысли, кроме наших? – вставил Рип. – Я за третий вариант. Поймите, если мы выясним, как с этим работать, мы, может, найдем способ это отключать, когда захотим.
Али поднял глаза и облизал губы:
– Крэйг?
Тау в сомнении покачал головой.
– Хотел бы я это обещать, но не могу. Здесь слишком много такого, о чем мы, люди, знаем слишком мало.
Рип вздохнул и посмотрел на часы.
– Не надо сейчас принимать решений, – предложил Тау. – Подумайте. Обсудите между собой. Если хотите, поговорите после следующего прыжка с капитаном или с доктором Коуфорт. Что делать – можно обсудить позже. У нас еще много вопросов.
