Дело, впрочем, было не только в неугодном сравнении. Всякая, даже пустяковая, болезнь ребенка – это определенный стресс для любой семьи. Женщина сконцентрирована на микстурах, горчичниках и термометре, а мужчина, как правило, чувствует себя заброшенным и не испытывает желания окунаться в атмосферу озабоченности и беспокойства. Ну а если он и при здоровом ребенке не сильно жаждал находиться в собственном доме, то вряд ли стремглав побежит к плачущему, капризничающему чаду и жене, безуспешно пытающейся это чадо утихомирить. В общем, болезней дочери Ксанка остерегалась по многим причинам. И как это часто бывает в жизни, в конце концов неизбежно происходит то, чего мы страшимся. О плохом не стоит думать, чтобы не даровать мысли шанс материализоваться, но изгнать из собственной головы и из подсознания тайные страхи – желание утопическое. Ксанка хотела не бояться, но боялась, она мечтала, чтобы ничего не случилось. Но случилось.
Дашутка металась по постели, Ксанка по квартире, а мысли ее по соседнему подъезду, в котором неверный муж сходил с ума от любви к прекрасному. Женщине отчаянно хотелось схватить дочь и принести ее на порог к Дине, чтобы та увидела, как страдает маленький человечек в то время, как она ублажает ее отца. Ксанка едва не сделала это, уже укутала ребенка в одеяло, но сдавленные хрипы девочки, ее посиневшее лицо и сбившееся, почти неслышное дыхание, заставили бежать со своей драгоценной ношей совсем в другом направлении.
Теперь же в другом направлении Оксану заставили бежать нахлынувшие воспоминания. Она развернула машину и утопила педаль газа с такой силой, как будто там, в полу, находилось спасительное убежище от тоски. Бежать. Бежать, не оглядываясь. Не давая слабины. Она – вумен с приставкой бизнес, и только. И больше никто! Больше никто! Или все-таки кто-то? Женщина снова резко затормозила, не взглянув в зеркало заднего вида и не обратив никакого внимания на визг шин позади. Ее внимание теперь полностью переключилось на список контактов в мобильном телефоне. Номер найден, кнопки нажаты.
– Алло. – Почти забытая вопросительно-утвердительная интонация.
– У меня будет время сегодня часа через два.
– Я понял.
Коротко и ясно. Именно то, что сейчас так необходимо. Ни удивления, ни упреков, ни кокетства. Ни пресловутых: «Где была? Почему не звонила?» Ни унылого: «Так почему же ты так долго не звонила?» Ни занудного, наигранного ломания вроде: «Ой, это так неожиданно! У меня куча планов. Не уверен, получится ли так быстро все устроить». Хотя таких вариантов ответа и нельзя было ожидать. Тех, кто жаждал уговоров и собирался повышать свою самооценку посредством женского унижения, Оксана не терпела. Она, конечно, способна и наступать на горло собственной песне, и попирать гордость, и пускаться в уговоры. Но все это оказывалось возможным лишь ради поставленной цели, ради объекта, которым никогда не были и не могли быть эгоистичные мажорные мальчики (назвать их мужчинами Оксана не могла даже мысленно), считающие лучшим подарком для женщины свою снисходительность. Сегодняшней Оксане нужны были те, до кого она снисходила сама. Она вдоволь пресытилась взаимными обвинениями, выяснениями отношений и разговорами о чувствах. Опыт последних нескольких лет лишь только укрепил в ее сознании ранее туманную и не вполне приятную мысль о том, что романтический антураж и кипение страстей оставляют ее совершенно равнодушной.
– Думаю, нам стоит познакомиться поближе. – Довольно робкое предложение для директора мебельного концерна.
– Куда уж ближе? – Оксана расхохоталась. Ее пальцы щекотали его шею, волосы разметались по его груди.
– Нет, я серьезно. Давай сходим в ресторан, поговорим, пообщаемся. Я хочу знать: какие фильмы ты любишь, какие книги, какой цвет твой любимый. Расскажи мне о своем детстве, о родителях.
– О родителях? – Что ж, напоследок можно было и о родителях: – Мама на кладбище, папаня сгнил в тюрьме. – И все: «Чао, бамбино. Сорри». Может быть, он и мечтал познакомиться с ней «поближе», но она отнюдь не испытывала такой потребности.
Не было у нее и потребности в постоянных звонках и просьбах о встрече.
