— То есть вас? — вкрадчиво проговорила Эллери, перестав делать вид, что не понимает причин такой глубокой заинтересованности собеседницы.
Риэль смешалась:
— Я имела в виду его первую любовь.
— Нам ведь обеим известно имя этой женщины. Может, достаточно уже лжи, королева?
Риэль вскинула на нее гневный взгляд, и по коже принцессы побежали мурашки страха. Не было причин бояться стоявшую напротив женщину, но почему-то внутреннее чутье девушки во весь голос кричало об опасности.
— Ты что-то мне хочешь сказать? — медленно проговорила блондинка, и вся ее фигура источала напряженное ожидание. Словно она до последнего не могла решить, кто находится перед ней — реальный враг или пустышка, на самом деле не знающая ничего.
— Об этом стоит спросить Ваше Величество, — холодно возразила принцесса, решив идти до конца. — Ведь сейчас мы говорим именно о вас.
Вся напускная хрупкость и беспомощность слетели с холеного личика, словно прошлогодняя листва с деревьев. То, что обнажилось под ними, принесло мало радости, — мало того, что открывшиеся черты состарили женщину на добрый десяток лет, так еще и королева стала удивительно похожа на свою мать. А портрет той, несмотря на всю внешнюю красоту, никаких приятных чувств у Эллери в свое время не вызвал.
— Так значит, он рассказал тебе обо мне? — непонятно чему улыбаясь, довольно проговорила королева.
Эллери молчала, не желая выдавать правду о том, что ей просто однажды довелось стать невольной слушательницей их откровений.
— И насколько честен он был с тобой? — приняв какое-то решение, отрывисто заговорила собеседница. — Рассказывал ли он о том, что мы планировали убежать вместе? Как он клялся мне, что ни одна другая женщина никогда не займет в его сердце мое место?
Эллери сглотнула, пытаясь справиться с резко нахлынувшей ревностью. Глаза королевы блеснули злорадством, когда девушке не удалось этого сделать.
— Это все была юношеская любовь, и вы, и он тогда были другими людьми.
— Ерунда, — Риэль с ходу отмела эти слова. — Я — его первая и последняя любовь, — с глубоким убеждением возвестила женщина. — Он может отрицать это сколько угодно, но он никогда меня не забудет и не сможет разлюбить.
Самое ужасное заключалось в том, что некая часть души принцессы была согласна с королевой.
— Ваша любовь закончилась много лет назад! — повысила голос Эллери, злясь одновременно на себя и на соперницу. — Когда он оставил Вас мужу! А сам ушел, чтобы больше не встречаться!
Риэль неосознанно сжала ладони в кулаки.
— Этот его поступок я никогда не принимала и не приму! Но осознание пришло ко мне позже: он ушел, потому что ему больно было видеть меня в объятиях другого мужчины. А теперь этой преграды больше нет, я наконец-то свободна.
— Он никогда не сможет на вас жениться, — бесцветным голосом отозвалась принцесса, с каждым ядовитым словом соперницы по капле теряя мужество.
Риэль пренебрежительно отмахнулась, восстанавливая привычный облик.
— Брак? Мне не нужно это. Он должен быть просто рядом, пусть и в качестве советчика, опоры, брата.
— И Вы согласны видеть его с другой женщиной? — недоверчиво переспросила Эллери, по-своему расценив ответ собеседницы. — Знать, что перед законом и небом он принес клятвы в верности кому-то другому, но не вам? Ждать его приезда и каждый раз знать, к кому он уезжает?
— Это не будет мне в новинку. Знаешь, сколько раз в прошлом мое сердце рвалось от боли? — усмехнулась вдруг женщина, некрасиво обнажив десна. — Каждый раз, когда он отказывался прикасаться ко мне, а фрейлины в его постели, меж тем, менялись каждую ночь? Когда все, что мне было дозволено, — несколько жадных поцелуев украдкой? Я просила, умоляла его пойти против Эриха! Я сама могла бы убедить отчима позволить нам быть вместе, он слишком любил меня и разрешил бы что угодно! Но нет, единственным человеком в мире, не поддающимся моим убеждениям, был и остается Сапфо!
Эллери попыталась представить то, о чем говорила собеседница.
Темные пролеты коридоров, жадные объятия украдкой, случайные касания рук, пока никто не видит. И отчаяние, непонимание, глухая обида при виде других женщин, покидающих постель любимого мужчины. С распухшими после его поцелуев губами, познавшие его ласки и объятия в то время, как его возлюбленная должна была довольствоваться лишь крупицами его любви.
