На глазах девушки выступили слезы бессилия.
Раз или два ей казалось, что Сапфо достиг цели. С его мастерством он мог завершить поединок за несколько секунд. Но он почему-то медлил.
В какой-то момент голова Эллери закружилась. Неразличимые в полумраке движущиеся фигуры мужчин слились в единое смазанное пятно. Она пошатнулась, ощущая, как поверх сжимающего горло страха начинает закипать беспомощная ярость.
Все снова происходило по заведомо написанному сценарию! Вновь кто-то другой — на этот раз не отец, а Сапфо, — распоряжается ее жизнью, принимает решения за нее, вместо того чтобы спросить, чего хочет она сама.
Если бы он спросил, она бы ответила, что не желает больше быть игрушкой в руках других людей, в руках мужчин, от которых зависела. Она бы попросила оставить ее в покое — раз уж так произошло, коль судьба развела их по разные стороны. Попросила бы не трогать Оркеса — человека, который менее всего на свете виноват в сложившейся ситуации.
Она бы попросила…
Впрочем… кого она пыталась обмануть сейчас? Себя саму? Напрасная попытка! Ведь сердце ее сейчас сжималось в ужасе отнюдь не из-за страха за Оркеса.
Да, он был ее супругом, да, умом она понимала, что должна волноваться за его жизнь.
Вот только сердце в который раз оказалось предателем.
Сапфо сделал резкий выпад и замер, отступив.
Эллери ждала, что сейчас муж вновь бросится на противника в ответном нападении, но вместо этого Оркес внезапно пошатнулся.
Его ладонь медленно коснулась груди. Отняв руку, он недоверчиво взглянул на нее. В полумраке шатра ладонь блеснула тусклой алой вспышкой.
Мужчина вновь пошатнулся.
Эллери рванулась к нему, но на полпути ее перехватила рука Сапфо. Он остановил ее, заставив на месте задыхаться от ужаса, наблюдая за сгибавшимся Оркесом.
Принц, медленно накренившись, опустился на устилающие пол шатра ковры. На его побледневшем лице, искривленном гримасой боли, проступил ужас. Затем — потрясенное недоверие. И, наконец, обреченность.
Этого Эллери уже не могла стерпеть.
Вырвав руку из тисков ладони Бродяги, она птицей метнулась к лежащему мужчине. Склонилась, ухватив его за руку, и со смятением вгляделась в грудь, пытаясь разглядеть рану. Кровавый ореол выглядел пугающе, расползаясь на глазах, тонкими ручейками пропитывая ткань камзола, стекая на ковер. Он умирал. Она поняла это по его залитому бледностью лицу, прочла в помутневшем взгляде.
Мучительным усилием Оркес повернул голову, отворачиваясь от нее.
Сквозь пелену слез, застлавших глаза, она увидела, как мужчина снова содрогнулся всем телом — и затих. На этот раз навсегда.
Эллери вскочила на ноги; громкий крик ужаса рвался у нее из груди. И если бы не широкая мужская ладонь, вовремя зажавшая ей рот, испуганной птицей он пронесся бы над всем лагерем.
А так успел прозвучать лишь один сдавленный стон — и тотчас же на краю сознания принцессы мелькнул уже ставший привычным страх, что этого будет достаточно, чтобы шатер в мгновение ока наполнился людьми. Опомнившись, она отбросила чужую руку и кинулась в сторону, не находя в себе сил на разговоры.
Невыносимо медленно текли мгновения, два человека — мужчина и женщина — замерев, стояли по разные стороны, не сводя взглядов с остывающего тела. А вокруг по-прежнему царила тихая прохладная ночь, ветер едва слышно трепал края шатра, где-то вдалеке негромко ржали кони, получившие свой ужин.
И не верилось даже, что в этой по-летнему умиротворенной ночи могло произойти что-то столь непоправимое и жуткое.
Разум Эллери отказывался постигать страшную истину, в то время как сердце уже осознало безнадежность случившегося.
Можно ли было верить, что человек, еще несколько часов назад державший ее руку и пытавшийся развлечь шутками, сейчас лежал с распахнутыми глазами, в расплывшейся луже собственной крови и больше не дышал? Но еще более худшей правдой было то, что виновником в его смерти был человек, к которому она продолжала испытывать чувства даже после свадьбы, даже веря в его предательство.
Девушка потеряла счет времени, пока шорох чужих шагов не заставил ее, наконец, оторвать потухший взгляд с остывающего тела мужа.
