За ними и перед ними шли воспитатели.
Пани Блимка – то есть Бальбина Гжиб, жена Фелека Гжиба.
Пани Саба – Сабина Лейзерович, руководительница швейной мастерской.
Панна Натя – Наталья Поз, воспитанница Дома сирот, впоследствии секретарша, которая много лет заведовала канцелярией Дома.
Пани Рузя – Ружа Липец-Якубовская, бывшая воспитанница Дома сирот, ставшая воспитательницей.
Дора Сольницкая – сборщица членских взносов общества «Помощь сиротам».
Ружа Азрилевич-Штокман – вдова Юзефа Штокмана.
Маленькая Ромця – ее дочь.
Генек – Генрик Азрилевич, брат Ружи, работник канцелярии.
Старый Генрик Астерблюм – многолетний бухгалтер Дома.
В конце – Стефания Вильчинская. Наверняка она проследила, чтобы все взяли с собой бутерброды и воду.
В вагоне, для дезинфекции посыпанном хлоркой и известью, умещалось шестьдесят человек, официально туда должны были загружать по сто человек, а неофициально внутрь заталкивали по двести сорок—двести пятьдесят. О том, чтобы сесть, не могло быть и речи. Все стояли в толпе, прижатые друг к другу, неподвижно, полоса свободного пространства под потолком не давала достаточно воздуха, люди начали задыхаться, еще когда поезд стоял на перроне. Случалось, хотя и редко, что кто-то из вагона нечеловеческим усилием пробирался к зарешеченному окошку, выбивал его и выскакивал на ходу. Если он умудрялся не попасть под поезд и не погибнуть от пуль охранников, ехавших на крыше, то потом рассказывал о том, как мучительно умирать, стоя в вагоне, в духоте, среди углекислого газа, выдыхаемого людьми; о криках «Воды!», о том, как люди боролись с собственным организмом, чтобы не потерять сознание, не свалиться на кучу трупов, лежащую на полу.
А когда все вагоны заполнились, двери заперли и поезд тронулся в направлении Треблинки. Ни в одном документе не осталось записи об августовском вывозе детей с Крохмальной.
