Корчак. Опыт биографии - страница 192
Рассказывают, будто прямо перед посадкой немцы узнали Корчака и предложили ему спастись при условии, что он оставит детей. Корчак отказался. Этот отказ считается крайним проявлением героизма. Как же прав Генрик Гринберг[54], возмущаясь: «Все эти упоминания, разговоры о его героической смерти: мол, он не захотел бросить детей по дороге к газовым камерам и жить как ни в чем не бывало, – глубочайшее неуважение к его благородной душе»{492}.
Он стал воплощением героизма, хотя наверняка не чувствовал себя героем. Он считал, что выполняет свой долг точно так же, как и сотни людей в гетто, особенно врачи и педагоги, несущие ответственность за судьбу других. Стефании Вильчинской никто не предлагал спастись с Умшлагплаца, но она могла покинуть гетто еще раньше. Ее умоляли об этом ближайшие родственники, которые выжили. А другие воспитатели? Из Дома сирот? Из других приютов? Директор интерната для мальчиков на Мыльной, 18 Арон Конинский и его жена, которые вместе с детьми поехали в Треблинку? Пани Бронятовская, чье имя не сохранилось, – руководительница центосовского интерната для девочек на Слиской, 28? Штернфельд, руководитель центосовского же интерната для мальчиков на Твардой, 7? Персонал других воспитательных учреждений и больниц?
Для Марека Эдельмана было очень важно как-то запечатлеть героизм тех, о которых сегодня никто не помнит. Поэтому в своей последней книге он, среди прочего, рассказал о своей школьной подруге, Гендусе Гимельфарб, которая до войны работала в детском санатории имени Медема в Медзешине. Когда началась ликвидация, детей и воспитателей из санатория привезли в Варшаву и поместили в подвал на Мыльной. Эдельман увидел девушку в окне.
У нее было светлое лицо и светлые, толстые косы <…>
– Гендуся, пойдем, – крикнул я ей. – Здесь есть выход для тебя, для таких, как ты. Завтра ты выйдешь на арийскую сторону <…>.
– У меня здесь сто пятьдесят детей, я же не брошу их. Они не могут одни сесть в вагоны и ехать в такую дорогу, – кричала она мне из окна подвала через всю улицу. <…> Гендуся знала, куда ведет этот путь. Знала об этом и Роза Эйхнер, старая учительница из Вильно, которая осталась с ними{493}.
А воспитанники? Почему Корчак не советовал им убегать, пытаться спастись собственными силами? Есть люди, утверждающие, что он до самого конца верил в этот мистический «Восток» – цель путешествия. Думал: там, наверное, будет трудно, холодно, голодно – но мы-то, конечно, справимся. В голову идеалиста из девятнадцатого века не укладывалась мысль о том, что можно сознательно, планомерно, массово убивать детей. Если бы он знал, что они идут на смерть, то не повел бы их сам на Умшлагплац. Но какая была альтернатива? Смотреть, как в них стреляют на улице? Не лучше ли умереть вместе?
Верили ли дети в рассказ о чудесном спасении? Ведь они видели, что творится вокруг. Должно быть, они сохраняли спокойствие. Он наверняка много разговаривал с ними о различных вариантах будущего. А ночами думал, какие слова использовать. В мае 1942 года под утро, когда в попытке успокоить нервы он описывал волшебный поход с отцом на рождественский спектакль, из его подсознания, занятого не прошлым, а настоящим, вырвалась такая фраза:
Не делайте детям сюрпризов, если они того не хотят. Им нужно знать, заранее понимать, будут ли стрелять, точно ли будут, когда и как. Ведь надо подготовиться к долгому, далекому, опасному путешествию{494}.
Он первым вошел в вагон для перевозки скота. Вошел, а может, его втолкнул охранник-украинец; может, тот ударил его прикладом винтовки, потому что Корчак шел слишком медленно. За ним дети: Альберт, Ежи, Геня с больными легкими, Фелюня, которая сильно кашляла. Сабинка, болевшая ревматизмом. Четверо Монюсей. Марылька. Зигмусь, Сэми, Абраша, Ханка, Аронек, которые подписались под просьбой к ксендзу Марцелию Годлевскому из прихода Всех Святых, чтобы тот разрешил им ходить в костельный сад. Якуб, который написал поэму о Моисее. Марцелий, Шлама, Шимонек, Натек, Метек, Леон, Шмулек, Абусь, которые вели дневники. Рита, которая решила больше не воровать. Менделек Надановский, которому снились кошмары.
