Примиренцы уговаривали народ сохранять терпение, а тем временем в угрюмой «паскевичевой ночи» – так прозвали эпоху между восстаниями – выросло новое поколение. Молодые не хотели ждать уступок, они требовали, чтобы польский язык, польские школы и университеты были восстановлены; они организовывали патриотические манифестации и отмечали национальные праздники.
В Люблине дело доходило до антицарских демонстраций, в которых участвовали школьные товарищи Юзефа. Религиозный характер этих собраний и шествий, публичные молитвы и традиционные литургические пения не останавливали евреев, желавших выразить свою солидарность с поляками.
Ровесник Юзефа, выходец из еврейской семьи Александр Краусгар в 1860 году учился в варшавской гимназии и вместе со своими еврейскими товарищами участвовал в национальных торжествах. Много лет спустя, уже будучи полностью полонизированным адвокатом, историком, публицистом, он вспоминал: «Мы жили с ощущением великого восторга, гордые тем, что нас считают людьми, заслуживающими звания патриотов».
Моей будущей прабабке Юлии, дочери торговца солью Исаака Клейнманна, было шестнадцать лет, когда случилась эта трагедия: 27 февраля 1861 года на Замковой площади в Варшаве царские войска атаковали идущих манифестантов, убив пятерых человек. Юлия запомнила знаменитые похороны погибших, когда за гробами шли представители духовенства всех конфессий, среди них главный варшавский раввин Бер Майзельс и проповедники – Маркус Ястров и Исаак Крамштик. За ними двигалась стотысячная толпа: «Шли рядами, взявшись под руку, католики, евреи, протестанты, шляхта, ремесленники, рабочие, профессиональная интеллигенция, словом – горожане всех мастей, в братском согласии и образцовом порядке».
В храмах всех конфессий шли траурные богослужения в память о погибших. Так, в реформистской синагоге на Налевках Исаак Крамштик обратился к собравшимся на польском:
Наша родина – здесь <…>, где силы наши окрепли, где зреют плоды наших дел, где улыбается наша юная надежда, где научились мы понимать свой разум, слышать свое сердце, – там, братья, там находится страна, которую мы должны любить. <…> Так соединимся же в любви к этой стране с нашими собратьями-иноверцами, вступим вслед за ними на путь просвещенья и цивилизации, на путь науки и толерантности. <…> Направим же усилия на то, чтобы снести все преграды, что столько веков разделяют жителей одной страны, детей одной земли.{17}
Была ли среди его слушателей невысокая, кудрявая, энергичная девушка шестнадцати лет от роду – моя будущая прабабка? Слова проповедника стали ее жизненным кредо; они пробудили или же укрепили в ней незыблемую уверенность в том, что сама она – часть этой страны. До конца жизни прабабушка с волнением рассказывала, что, когда католическая церковь объявила национальный траур, все женщины в семье Клейнманнов надели черные платья, черные шляпы с черными перьями, черные украшения, а младшие сестрички, тоже одетые в черное, возили в колясочках, выкрашенных в черный цвет, кукол в черных нарядах.
8 апреля 1861 года царские солдаты снова открыли стрельбу по демонстрантам на Замковой площади, убив и ранив сотни людей. В тот день еврейский гимназист Михал Ланды поднял крест, выпавший из руки застреленного монаха, и погиб от русской пули с крестом в руке. Этот случай вдохновил Норвида на создание известного стихотворения «Польские евреи».
Патриотический порыв возрастал, ответом на это стало ужесточение царских репрессий. Каждый национальный праздник знаменовался торжественными шествиями. Солдаты стреляли в людей на улицах, но от этого общественность становилась еще решительнее. 14 октября 1861 года российские власти объявили военное положение. Запрещенные уличные манифестации переместились в костелы. Солдаты врывались и туда, выгоняя молившихся людей. Архиепископская курия приказала закрыть костелы. В знак солидарности закрылись и церкви евангелистов, а также синагоги и молельные дома.
Тогда по приказу царя были арестованы люди, ответственные за эту акцию: главный раввин Бер Майзельс и проповедники Маркус Ястров и Исаак Крамштик. Крамштика посадили в бобруйскую крепость, он вернулся через полгода; свою гражданскую деятельность он не прекратил.
