На этом он закончил свою речь, и Инэптас кивнул, давая тем самым знак стражнику. Под безумный рёв толпы Либер исчез навсегда. В этот миг, с осознанием того, что я видел его в последний раз, ко мне вернулись чувства. Они нахлынули на меня безудержным потоком. Изо всех сил я подавлял слёзы. Пытаясь устоять перед наплывом эмоций, я пошатнулся и попятился назад. Страх, обида, разочарование, гнев, грусть – всё перемешалось во мне. Я был словно оглушён чувствами, и они представились мне беспощадно лающими псами, окружившими меня со всех сторон.
Пятясь назад, я неожиданно наткнулся на что-то мягкое, и безумно перепугался. В голове пронеслась глупая мысль о том, что своими действиями я подписал себе смертный приговор. Но в тот момент эта мысль казалась мне здравой. Не ведая, что творю, в бессознательном порыве я повернулся с перепуганным лицом и увидел перед собой девушку. Мы посмотрели друг на друга. В её глазах я распознал тот же страх. Так мы стояли с полминуты, не отрывая взгляда, боясь шевельнуться, жадно вглядываясь друг в друга. Нас влекло единое чувство. То было чувство брошенного, одинокого и всем покинутого скитальца, неожиданно отыскавшего в непроглядной ночи бытия свой дом, свою родину. Каждый из нас понимал, что столкнулся с чем-то родным, тёплым, свойственным ему самому. И каждый в то же время сомневался, боялся, а потом снова радовался в своём сердце подарку судьбы.
Из оцепенения меня вернул голос Сервуса:
—Сигниф! Сигниф! Куда это он делся? – прокричал он
Я мигом отвернулся от девушки и успел увидеть, как она сама шагнула в строну.
—Я здесь! , уже подходя к Сервусу.
—Где это вы были? А впрочем, неважно! – Он махнул рукой, а затем устремил её в сторону места казни. – Вы только гляньте, Сигниф! Как я вам и говорил, мерзавец пропал! Посмотрите, посмотрите!
Нехотя я бросил свой взгляд в ту сторону и увидел голый Якорь. Никаких следов Либера, ни верёвки, ничего. Только капли воды, стекавшие медленно по мутному, тёмному Якорю. Я снова впал в прострацию. С каждой новой каплей, падающей с Якоря в чёрную воду, я проваливался всё глубже и глубже. И снова я позабыл обо всём, что происходит: о Либере, о Сервусе, о девушке… Ничто. Либер исчез и я исчез вместе с ним.
Все куда-то побрели. Сервус взял меня под руку и, смеясь, сказал что-то вроде: «Ну а теперь мыть палубу! Прекрасный день, а?» Затем он потащил меня из помещения, рассуждая о том, как было бы замечательно, если бы почаще кого-нибудь казнили, ведь это так здорово поднимает рабочий дух, учит людей соблюдать законы Корабля и в принципе делает людей во многом лучше, подаёт пример, и так далее. Потом он заговорил о радости возмездия. Да, он вроде сказал, что я, наверно, очень рад, что такой обманщик за своё ответил, и теперь-то я должен быть более внимателен к людям, с которыми я общаюсь. Вот его, Сервуса, я уже, например, знаю и потому могу быть уверен, , что самое главное, порядочный. Но я всё пытался отстраниться и не слышать его бубнёж вовсе. Но Сервус хотел, чтобы его слушали, и он так и навязывал свой бред, вытаскивая меня из безразличия всеми возможными способами. Он дёргал меня, наклонялся ближе к моему уху, говорил то громче, то тише, вертел перед моим лицом руками, жестикулировал. Всё это не могло не задевать. Я попытался разобраться, куда он меня ведёт, чтобы понять, когда эта пытка кончится, и вспомнил, что Сервус говорил что-то про палубу. «Да… Он ведёт меня работать…» – с сожалением подумал я. Но в тот момент я был готов идти куда угодно, делать что угодно, только бы не оставаться наедине с этим маньяком. «Только бы побыть наедине с самим собой! – Эта мысль крутилась в голове и казалась мне решением всех моих проблем. – Только бы остаться в одиночестве!» Но в глубине души я знал, что мне это не поможет. Я знал, что тогда мне придётся столкнуться с ещё более опасным монстром – с самим собой и со своими мыслями. После того как мы с Сервусом зашли за шваброй и ведром, я был сопровождён до палубы. Наконец, я остался один…
Работать в этот день я не стал вовсе. Я просто лёг на борт Корабля и пролежал так вплоть до ночи. Сначала я смотрел на небо, прослеживая путь, проделываемый каждым облаком, бороздившим бескрайние просторы. Я также смотрел на солнце, удивляясь его силе и величию. «Я – всего лишь человек. А человек – всего лишь животное. Со всеми своими высшими устремлениями, мыслями и переживаниями, я не более ценен, чем червяк, чем микроб. Природа неумолима в отношении природы человека. Я не более достоин сочувствия, чем муха, в порыве внезапного гнева раздавленная и так глупо потерявшая свою жизнь, размазавшись об оконное стекло. Мы все умрём, но Небо, Солнце останутся, прожигая себя и расточая. Что толку переживать и упиваться своим горем? В конечном счёте, от тебя ничего не останется. Жил ты или нет, страдал ли, радовался ли – всё не важно перед судом вечности». Таков был итог всех моих размышлений.
