Ярков делал на листе бумаги заметки. Порой Матюшин замолкал, справляясь со спазмом в горле.
— Я не помышлял о предательстве, товарищ консул. Хотите — верьте, хотите — нет.
— Я вам верю, Степан Федорович, — ответил Ярков и залпом выпил остывший чай.
Матюшин вел свой сбивчивый рассказ, и Ярков ясно представил себе всю последующую картину событий… Наиздевавшись над Матюшиным, Клепиков заявил ему:
— Или ты дашь показания, которые нам нужны, или распрощаешься с жизнью. Надеяться тебе не на что и не на кого.
К утру Матюшин вдруг сдался.
— Будь по-вашему. Мне дорога жизнь, и я буду врать, как вы прикажете.
— Ты врал вчера, а сегодня будешь говорить правду, которая нужна нам. Мы тебе за это хорошо заплатим.
— Сколько? — спросил Матюшин.
— Тридцать тысяч. Понимаешь — тридцать тысяч марок, если ты пойдешь с нами до конца.
Матюшин что-то соображал.
— Торговаться будешь? — насмешливо спросил Клепиков. — Дадут и больше, на такое дело скупиться не будут.
— Я хочу получить задаток.
— Вот это настоящий разговор. Изволь. Вот две тысячи марок. — Клепиков вынул бумажник и отсчитал деньги. Матюшин положил их в карман.
То, что Матюшин сдался, и обрадовало и озадачило Клепикова и его сподручных.
— Если ты нас обманешь, то тут же прощайся с жизнью, — предупредил Матюшина Клепиков, когда те же полицейские явились за ним, чтобы вести на судебное заседание.
На обратном пути из суда в комнату свидетелей Матюшин еле передвигал чугунные ноги. Встретили его как героя. Вся орава бросилась его поздравлять. Его лобызали, называли "героем", "своим в доску".
— Ну что ж, дело сделано. Теперь его надо обмыть. Идите в ресторан, заказывайте самый дорогой обед, а я должен переодеться, — сказал Матюшин. — Теперь я помещик, богатый, не в колхозной же мне одежде идти в ресторан. Берите деньги, я угощаю, — Матюшин выложил на стол деньги. — Оставьте мне только на одежку.
Банда дружно согласилась. Клепиков велел всем идти в ресторан Торни, готовиться к пиру, а сам поехал с Матюшиным в универсальный магазин Штокмана. Это огромный четырехэтажный дом с выходом на три улицы.
На втором этаже Клепиков попросил продавщицу "приодеть господина". Она провела их в кабину с зеркальными стенами. Клепиков велел Матюшину раздеться и отправился с продавщицей подбирать товар. Он приносил то рубашку, то костюм, то туфли. Матюшин покорно одевался. Переложил из кармана своего пиджака бумажник с паспортом и десятимарковой бумажкой. Наконец Клепиков принес галстук, сам повязал его. Матюшин выложил все деньги:
— Иди расплачивайся.
— Жди меня тут, ярлыки пока не отрывай, а мне надо обегать несколько касс… Хорош гусь! — одобрительно и вместе с тем насмешливо оглядел Клепиков колхозника и, держа в одной руке пачку чеков, а в другой деньги, вышел из кабины.
И тут же следом за ним вышел из кабины Матюшин.
— Где здесь туалет? — обратился он к продавщице, держась за живот.
— Прямо и направо, — ответила девушка, брезгливо поджав губы.
Матюшин побежал. Он прыгал через две ступеньки вниз, к выходу. Выбежал на улицу. У подъезда стояло такси, из которого вышла молодая пара. Матюшин нетерпеливо ждал, пока расплатится молодой человек, занял его место на заднем сиденье и сказал шоферу:
— Альбертинкату. Советское консульство. Альбертинкату. Быстро! — и бросил на переднее сиденье десять марок.
А сам вынул из кармана карандаш и паспорт, развернул его и стал писать. Машину трясло, и буквы получались кривые, строчки неровные. Матюшин поминутно оглядывался. На повороте на Альбертинкату ему показалось, что в одном из такси позади них он увидел Клепикова.
— Очень прошу, везите быстрее, не то я опоздаю. Закроется консульство.
Таксист, не поворачивая головы, проворчал:
— Еду как положено. Видите, какие лужи…
— Что же вы писали? — спросил взволнованный Ярков.
— Вот, прочтите, — протянул Матюшин паспорт консулу.
Ярков откинул красную обложку, развернул длинный вчетверо сложенный лист паспорта, удостоверяющего, что гражданин Союза Советских Социалистических Республик Матюшин Степан Федорович следует в Финляндию сроком на один месяц.
Поверх документа разбегающимися в разные стороны буквами было написано:
