— Вот, за ночь от Москвы, как могли, обули и одели. А сколько она ехала из Сибири...
— Не греши, парень! — остановил меня кондуктор. — Там всех не оденешь. Ездил я поездом Харьков-Караганда, насмотрелся. Не дай Бог! Вот тут меня ждите, я недолго.
Он принес плацкарту к билету и сдачу.
— Оксана, кондуктор принiс тобi квиток до Полтави. Сьогоднi там будеш.
— Спасибi, дядечку, — прошептала девочка, и глаза ее вдруг засветились. Чем? — подумал я. — Наверное, надеждой и радостью. Намучилась.
Посадив ее в поезд и дождавшись его отправления, — Оксана то и дело поглядывала в окно и улыбалась, — пошел домой пешком. Чувствовал, что соскучился не только за домом, близкими людьми, но и за Харьковом. Всматривался в знакомые улицы, дома, Дмитриевский мост — ничего не изменилось, а город какой-то не такой. Стал вглядываться в прохожих. Вот в чем дело: люди какие-то другие. Раньше лица в толпе — как разноцветная палитра выражений, сейчас — сплошь озабоченные лица, недовольные, расстроенные, растерянные, сердитые, замкнутые — палитра хмурых тонов одного цвета. В моем представлении так, наверное, бывает во время войны в той стране, чья армия терпит поражение. Но ведь войны нет...
И наш двор какой-то не такой, запущенный. Не убрана ботва на огороде, покосился соседский забор. Из открытых дверей сарая вышел Сережа, заулыбался и пошел мне навстречу, а взгляд у него тревожный.
— Крольчат кормил?
— Крольчат? Нет кроликов.
— Неужели эпидемия?
— Кормить нечем. С ног сбился — ездил за город траву рвать.
Мне показалось, что к моему возвращению отнеслись так же спокойно, как в мае к отъезду.
— Солоно пришлось? — спросил отец.
— Не очень. Из-за этого не уехал бы. Окончательно убедился, что техника не для меня, надо заняться чем-то другим.
— Чего же ты тянул? — спросила Галя. — Потерял учебный год.
— Не беда.
— А специальность выбрал? — спросил Сережа.
— В том то и дело, что нет.
— Что же ты будешь делать?
— Без дела сидеть не собираюсь.
— Только смотри, — сказала Лиза, — не наймись, с бухты-барахты, куда попало, сначала осмотрись. И повидайся с друзьями — они недавно заходили, интересовались, не вернулся ли ты.
— И Пекса?
— Пексы не было, он вроде бы еще не вернулся.
Еще не вернулся! Значит, думают, что вернется, выходит — и обо мне тоже так думали.
Никаких расспросов о Челябинске, каждый занят каким-нибудь делом, и выражение лиц у всех, кроме бабуси, такое же, как у людей, которых я видел по дороге домой. У бабуси, как всегда, спокойно-печальное лицо.
— Оце добре, що ти приїхав, — сказала она мне, обнимая и целуя.
Якось гуртом усi i перезимуємо.
Что-то случилось? Я пришел перед вечером, вскоре сели ужинать. За столом все были молчаливы.
— Что-нибудь случилось? — спрашиваю я.
Молчание.
— У нас дома пока ничего не случилось, — наконец, отозвалась Лиза. — Только не знаем, как зиму пережить.
— Да что такое?
— А ты что, ничего не знаешь? — спрашивает отец.
— А что я должен знать?
— Интересно, — говорит Сережа, — значит на Урале не так как у нас.
— А как у нас?
— У нас у крестьян забрали весь урожай и в колхозах и в хатах, под метлу, — говорит отец. — А у кого находили припрятанное зерно, с теми поступали так, как и раньше.
— Откуда вы знаете? Может быть это только разговоры?
— Какие там разговоры! — воскликнул Сережа. — Из сел люди бегут, и все рассказывают одно и то же.
— Из сел люди бегут и бегут, — сказала Галя. — На улицах полно этих несчастных. Выйдешь в город — поговори с ними, если не веришь.
— Продуктов нет не только в магазинах, но и на базарах, а когда бывают – цены страшные, но все равно моментально все расхватывают. Мы не смогли запастись картошкой, больше чем на ползимы не хватит, — говорит Сережа.
— Разве и картошку забрали?
— Этого я не знаю, — говорит Сережа. — Может быть и забрали, у нас все может быть.
— Если и не забрали, то крестьянам ведь тоже что-то есть надо. Хлеба-то у них не осталось, — сказал отец.
Пили чай, и я заметил, что чайные ложки — серебряные.
— Чего ты улыбаешься? — спрашивает Лиза.
— На чайные ложки глядючи.
— А обыска так и не было, — сказала Галя.
— И не будет? — Спросил и подумал: глупый вопрос, сейчас Сережа скажет: «Кто это может знать?» Но Сережа сказал:
