— Ну, наживались, но с разрешения Советской власти, вполне легально. И приносили пользу. И экспроприировать их нечестно.
— А любопытно бы спросить Изъяна, — говорит Птицоида, — что он об этом думает.
— Да я тебе сейчас сам скажу, что ты от него услышишь, — говорит Токочка и продолжает, так подражая Изъяну, что мы все время, пока он говорит, дружно смеемся. — Революция продолжается. Отдохнули – и хватит! Соображайте сами. В Германии пришел к власти Гитлер, война неизбежна, без индустриализации погибнем. Хочешь не хочешь, а средства на нее надо добывать. Любыми путями. Неужели вам это непонятно?
— Что не говорите, а логика в этом есть, — говорю я.
— Я это прекрасно понимаю, — говорит Токочка, — но смириться с этим не могу. Душа не принимает.
— Вот и я так, — говорит Птицоида.
— И я, — говорит Пекса.
— А знаете, что на это скажет Изъян? — спрашиваю я.
— Ну?
— Мораль — категория классовая, а не вечная. Вы придерживаетесь морали буржуазной, устаревшей, отмирающей. А надо придерживаться морали пролетарской, и делать все, что потребуется для победы социализма, не взирая ни на что.
— В этом тоже есть логика, — говорит Птицоида.
— Железная, — говорит Токочка. — Без такой пролетарской морали экспроприацией не займешься — совесть замучит. Я думаю, что эту самую пролетарскую мораль и придумали для оправдания произвола.
— Гарилоида, а ты что, согласен с Изъяном? — спрашивает Пекса.
— Да ты что! Конечно, нет.
— Но вот вопрос: что же нам делать? — спрашивает Птицоида.
— А что мы можем делать? — отвечает Токочка.
— Что мы можем делать? — повторяет Пекса. — Работать, братцы, честно работать! Чтобы ни было — честно работать. А что нам еще остается? И будь что будет! «Пусть неудачник плачет, кляня свою судьбу».
Мы захохотали.
— Пекса, при чем тут неудачник?
— Да это я так.
— И все-таки, интересно бы спросить Изъяна, — говорит Птицоида.
— Пари, — говорит Токочка. — От него услышишь то же, что сказали мы с Петей.
— Э-э... На такое пари дураков нет.
Дня через два Птицоида говорит нам, что он спросил таки у Изъяна его мнение.
— Ну и что?
— А то, что хорош бы я был, если бы держал пари с Токочкой.
— И ничего нового от него не услышал? — спрашивает Токочка.
— Глупости услышал: экспроприацией возмущаются только те, у кого есть ценности, у кого их нет — экспроприацию одобряют. А это — огромное большинство. Я ему говорю, что ни у кого из нашей компании, в наших семьях, никаких ценностей нет, ну, может быть какая-то мелочь, но мы экспроприацию не одобряем. А он: «Это ничего не доказывает, исключения только подтверждают правило». Я думаю, — продолжает Птицоида, обращаясь к Токочке, — что ты прав.
— Ты о чем?
— О том, что Изъян — приспособленец.
— Э, нет, только не приспособленец, — говорю я. — Спокойно, спокойно! Сначала давайте определим — кто такой приспособленец.
— Ясно из самого термина, — говорит Токочка. — По-моему, не требуются никакие объяснения.
— Как сказать. По-моему, приспособленец, — тот, кто приспосабливается к любым взглядам, любым требованиям, любым условиям вопреки собственным убеждениям.
— Или не имея никаких, — говорит Птицоида. — Ради карьеры. Ты прав.
— Или ради того, чтобы выжить, — говорит Пекса. Замолчали и нахмурились.
— Пекса, возьми-ка ты свои слова обратно, — говорит Токочка.
— Чего ради?
— Страшно. Как же тогда жить?
— А ты не будь страусом.
— Тут что-то не так, — говорит Птицоида. — Все-таки строим социализм. Гарилоида, ты что молчишь?
— А что я могу сказать? Я только считаю, что Изъян — не приспособленец. Он искренне...
— Ах, да не в Изъяне дело! Я о том, что сказал Пекса: приспособленчество — ради выживания, а не только ради карьеры. Это действительно страшно.
— Тут, действительно, что-то не так! Наверное, мы чего-то не понимаем или не знаем... — говорю я.
— А с точки зрения Изъяна это выглядит так, — говорит Токочка: — или проникайся пролетарским сознанием и пролетарской моралью, или не выживешь: кто не с нами — тот против нас.
— Или притворяйся, что проникся, — говорит Пекса. — Вот это и есть приспособленчество.
Снова замолчали, на лицах — растерянность.
— А что, если... — говорю я. — А может быть тут дело вот в чем... Происходит или произошла какая-то ошибка. Это я — о нынешней экспроприации. Ведь и Ленин ошибался...
