Состав нашего курса оказался настолько разношерстным, что за время нашего учения он так и не сложился в коллектив, как это было в школе, и всегда распадался на обособленные группы. Абсолютное большинство — тихенькие, на вид скромненькие, не привлекающие к себе внимания мальчики и девочки, — их и группой не назовешь: держатся чаще всего парами и мало общаются с другими. Учатся по-разному: некоторые — хорошо, большинство — средне, многие — очень слабо. Одна такая пара — дочки наркомов Дудник и Затонская, выделяются только регулярными опозданиями на занятия. Группой держались великовозрастные, старше нас года на два — их уже мальчиками и девочками не назовешь. Парни относились к нам снисходительно-презрительно, курили и сквернословили, девушки относились к нам снисходительно-покровительственно. Обособленно ото всех держались комсомольцы, тоже старше нас — несколько парней и ни одной девушки. Группа небольшая, занятая какими-то своими делами, всегда чем-то озабоченная и что-то обсуждающая. Парни эти были всякие — и симпатичные, и неприятные.
Быстро сколотилась и сдружилась компания — ребята разбитные, общительные — все больше дети служащих, успешно одолевшие конкурс, а, значит, с прочными знаниями и легко учившиеся. Состав этой группы не был постоянен — к ней влекло то одних, то других из того большинства нашего курса, которое в этой группе получило название — болото, по аналогии с названием большинства во французском конвенте. Неизменным оставалось ядро этой компании — семь человек, включая и меня.
В ядре был Изя Колосович — высокий, худючий, сутулящийся мальчик, с правильными, красивыми чертами лица и постоянными черными пятнами вокруг глаз. Из нескольких человек нашего выпуска, державших экзамены в эту профшколу, приняли только нас двоих. Полное имя Изи было Израиль, но у нас быстро сделали другое полное — Изъян, и так оно пристало, что иначе к нему не обращались, и даже находились считавшие это имя настоящим. Изъян еще со школы был моим постоянным собеседником на отвлеченные, но волнующие темы, и бывало, выйдя вовремя из профшколы, и обсуждая, к примеру, вопрос о том, как победит революция в Германии и Китае, и тогда с нашей революционностью, немецкой техникой и колоссальным населением Китая никто нас победить не сможет, Изъян и я поздновато расходились по домам. Учился Изъян, как и в семилетке, хорошо и ровно по всем предметам, но в слесарной мастерской работал не лучше меня. У нас дома поражались его худобе, и Лиза старалась его покормить.
Всех постоянных членов нашей группы помню хорошо. Миша Гордон — единственный ребенок в культурной семье. Хорошо учился, по специальным предметам — один из лучших, а в мастерской — получше меня. Маленький, худенький, с круглыми глазами и тонким горбатым носом. Я прозвал его — Птицоида, а он в ответ меня — Горелоида, эти прозвища за нами закрепились, и, конечно, мое скоро переделали в Гарилоид. Иду на занятия — догоняю Изъяна, с Изъяном нагоняем Птицоиду.
— Откеле, умная, бредешь ты, голова? — приветствует Изъян Птицоиду.
— Осел приветливо спросил, — отвечает Птицоида.
Вдвоем с Птицоидой идем по главной аллее городского парка и видим перед собой ряд наших великовозрастных соучеников.
— Эй, осел! — кричит Птицоида. Весь ряд оборачивается.
Я думал — там только один осел, — говорит Птицоида. У нас дома Птицоида произвел впечатление скромного и благовоспитанного мальчика. У кошки Насти был очередной выводок, и Миша попросил рыжего котенка, из которого вырос ярко-оранжевый кот с шерстью, волочившейся по полу. Когда-то я безуспешно пытался гипнотизировать Настю, а вот Птицоида выдрессировал своего кота: смазывал пуговицы валерьянкой, и кот такие пуговицы откусывал, а потом стал откусывать и без валерьянки. Приходят к родителям гости, и — «Ах, какой кот! Кис, кис!..» Кот охотно прыгает на колени, откусывает пуговицу и удирает...
Толя Имявернов, на год старше нас. Высокий, стройный, красивый: правильные черты лица, прямой, чуть вздернутый нос. Всегда аккуратно одет и гладко причесан на прямой пробор, не то, что мы, растрепы. По какому-то случаю я сказал, что у меня прическа — а la Барбюс, а в ответ от еще одного гладкопричесанного получил: а la барбос. Толя — сдержанный, никогда не повышающий голос, немного чопорный, остроумный, язвительный и скептический. Его называли — Токочка. Из таких мальчиков обычно вырастают люди, о которых говорят: рафинированный интеллигент. Жили Имяверновы в Липовой роще — ближайшем дачном поселке, сливающимся с Ясной поляной, где находился мой детский дом.
