— Встречаю на улице студента. Он мотнул головой и пошел дальше. И не поймешь, чего он мотнул: здоровался или мух отгонял. Здороваться надо громко и четко: «Здравствуйте, товарищ Егоров-Капелюшный!» Вот попадете в армию — вас там научат приветствовать!
В институте — встреча Нового года. В зале — столики на четыре персоны, на эстраде — концерт, который ведет наш неизменный конферансье, остроумный и находчивый Яша Блиндер — студент архитектурного факультета, на курс впереди нас. В буфете крепких напитков нет, а из вин только десертные и сухие. После концерта — танцы между столиками и в примыкающем к залу вестибюле-фойе под наш институтский джаз. И никакой официальной части, никаких речей и общих тостов. Уютно и весело. Но вскоре не хватило вина, а душа еще просит, и вдвоем с Курченко отправляемся на Сумскую в дежурный магазин. В магазине, кроме двух молоденьких продавщиц, никого нет, и им, конечно, скучно. Покупаем вино, усаживаемся на прилавок, и пошли тары-бары и смех. Только собрались распить с девочками бутылку, как открывается дверь и — явление: Егоров-Капелюшный. Не сговариваясь, Женя и я соскакиваем с прилавка, прикладываем руки к шапкам и дружно гаркаем: «Здравствуйте, товарищ Егоров-Капелюшный!» Он остолбенел, потом выскочил из магазина, и мы снова усаживаемся на прилавок.
Сначала на военную подготовку мы тратили по два часа раз в неделю, может быть и два раза — не помню. Потом для нее стали выделять целый день раз в месяц, а может быть и два раза — тоже не помню. В такой день один час (от звонка до звонка) отводился строевым занятиям. Настало тепло, мы ходили без пальто и головных уборов, Егоров-Капелюшный требует, чтобы на строевые занятия мы являлись в головных уборах. В зимних жарко, летних у нас нет, и покупать мы их не собираемся. Построились.
— Опять без головных уборов! В Красной армии без головных уборов ходить не положено. Чтобы в следующий раз все явились в головных уборах!
— В Красной армии головные уборы покупать не заставляют, — узнаю голос Сени Рубеля.
— Р-р-разговорчики в строю!!! Прекратить! Если следующий раз явитесь без головных уборов — всех сниму со стипендии.
После строевых советуемся. Без стипендии — дело серьезное, но, конечно, всех стипендии не лишат. Значит, никому не покупать, и чтоб без штрейкбрехеров! Но вскоре кто-то сообщает, что в универмаге и еще в одном магазине видели тюбетейки по 65 копеек. Вот это да! И мы все, или почти все, купили тюбетейки.
Выходим во двор на построение. Жаркий день. Бугровский и еще двое или трое — в зимних шапках.
— Бугровский! — кричит Курченко. — Опусти наушники, а то уши отморозишь. Строимся. Вынимаем из карманов тюбетейки и надеваем на затылки.
— Смирна! Р-равняйсь! Опять без головных уборов!
— Два, три!.. — тихо командует стоящий посредине Геня Журавлевский, мы дружно кричим «А вот!» и поднимаем над головами тюбетейки.
Егоров-Капелюшный багровеет, открывает рот, и видно, как он тяжело дышит. Потом — крик:
— Над Красной армией издеваетесь?! Чтоб через пятнадцать минут все были в головных уборах или всех сниму со стипендии. Р-разойдись!
Отошли в сторону, сбились в кучу, советуемся. Бугровский сунулся к нам, его прогнали.
— Да всех не снимет, не дадут ему это сделать, — говорит Мукомолов А кто его знает! — высказывает кто-то сомнение. — Не мы одни без шапок. В назидание другим могут и снять, хотя бы на месяц.
— Знаете что? — говорит граф Поллитровский. — Это же только до звонка. Пошли в гардероб. Преподаватели все в шляпах.
Минутное колебание, потом у одного за другим загораются глаза... Трое-четверо в зимних шапках, Женя Курченко — в фуражке нашего геодезиста, кое-кто уже в кепках, большинство — в шляпах.
— Ну, банда, — говорит Мукомолов. — Махновцы!
— По тачанкам! — кричит Журавлевский.
Выходит Егоров-Капелюшный и молча, без улыбки, нас оглядывает. Строимся в колонну, выходим из двора. «Раз, два, левой! Раз, два, левой!» А приятно все-таки иногда вот так пройтись в строю со своими товарищами. «Запевай!» Запевает, конечно, Жираф. Здорово поет. Мы дружно подхватываем. «Сотня юных бойцов из буденовских войск...» Вдруг вспоминается прополка бураков, Птицоида, и становится грустно-грустно. Но куда же он нас ведет? Так мы можем до звонка и не вернуться. Выходим на Сумскую. О, Господи, неужели в парк? А как же шляпы? Возле магазина команда: «Стой! Вольно. Не расходиться», и Егоров-Капелюшный заходит в магазин. Мы сбиваемся в кучу и обсуждаем положение. «Давайте вернемся и повесим на место шляпы, до звонка успеем». «Ты что?! Самовольный уход с военных занятий всем курсом?! Это — не шутка». «Вот тогда уж стипендия, действительно, погорит». «Слушайте, что я вам скажу! Если вернемся — будем отвечать и за шляпы, и за уход. И отвечать будем только мы. А если пойдем в парк – будем отвечать только за шляпы и вместе с Капелюшным. Он же видел в чем нас повел». «Правильно! Пошли! Что будет – то будет...» Распечатывая на ходу пачку папирос, Егоров-Капелюшный отчитывает нас за то, что мы самовольно покинули строй, и ведет нас вверх по Сумской, действительно, в городской парк. Ну, и погонял он нас в парке!
