Четверо или пятеро соучеников и соучениц на веранде вместе со мной готовятся к экзамену. Они моложе меня. Устраиваем перерывы и включаем проигрыватель. Иногда они танцуют. Танцам когда-то учили в детском доме, я все забыл, новым не учился — не было желания, никогда не танцевал. Из всех моих товарищей по профшколе и техникуму танцевал только Токочка.
Поставил пластинку «Сиамский дозор». Под этот марш ребята танцуют фокстрот. Вижу: по двору в такт марша шагает Пекса. Бросился к нему навстречу и увел в дом. В кухне-передней полумрак.
– Ты с кем? — спрашивает Лиза.
Поворачиваю выключатель. Лиза роняет тарелку, всплескивает руками, вскрикивает «Господи!»... Обнимает Пексу и плачет. Я высовываюсь в окно, выходящее на веранду, и говорю ребятам, что я на повороте выпал и чтобы они занимались без меня. Вскоре приходит Сережа, за ним — Галя. Оставляем Пексу обедать.
Отец Пексы съездил в Киев, был на приеме у Петровского, и, в результате, Пексе заменили лагерь годом тюрьмы. Сейчас Пекса работает лаборантом в институте, который назывался, кажется, механизации и электрификации сельского хозяйства, и там же учится на вечернем отделении электротехнического факультета.
— Это где же такой институт? — спрашивает Сережа.
— На Старомосковской, против штаба военного округа.
— А! В здании реального училища.
Спрашивают Пексу о родителях. Он кладет вилку и хлеб, замирает, потом, чуть-чуть наклоняясь и выпрямляясь, тихо говорит:
— Отец... Отцу дали десть лет без права переписки.
Когда-то где-то я прочел такую фразу: «В глазах отразился ужас». И не понимал, как это могло быть. Сейчас увидел ужас в глазах Сережи, но он их сразу опустил.
— За что? — вырвалось у Гали.
— Да ни за что, — сказал Сережа.
— Он же был меньшевик, — сказал Пекса. — Может быть этого вполне достаточно. Помолчали.
— А ваша мама? — спросила Лиза.
— Болеет. Никак не может оправиться после двух таких ударов. А где Григорий Петрович?
— Работает в Крыму. На соляных промыслах, — говорит Галя.
— Вольнонаемным?
— Да, — отвечаю я. — Там нет заключенных, все вольнонаемные.
— Ах, да! Крым все-таки. Ну, слава Богу.
Пекса уходит. Его приглашают приходить почаще.
— Спасибо. Рад бы, да не смогу. Работаю, учусь, вернее — пытаюсь учиться, дома тяну хозяйство — мама совсем потерялась, все из рук валится.
— А сестра? — спрашиваю я.
— Старается бывать почаще, чем может — помогает, но она работает, у нее семья, живет далеко, трамвай на нашу гору то ходит, то не ходит... Она хотела маму забрать к себе, а мама не хочет уходить из дому: не теряет надежды, что отец вернется, толкует, что он ни в чем не виноват, его отпустят, а ее нет дома. И еще гонит меня в Москву, к Петровскому, как будто Петровский теперь может чем-нибудь помочь. Извините, расплакался я у вас тут, а теперь у всех своих бед и забот хватает.
— Не говорите так! — воскликнула Лиза. — Вы же нам не чужой.
Провожал Пексу. Мы бродили, не замечая где, — нам было все равно где бродить. Пекса сказал, что хочет договориться с сестрой, чтобы она несколько дней пожила с мамой, а он поживет у нее под видом поездки в Москву.
— Да неужели мама не понимает, что никакая поездка не поможет?
— Не понимает. Говорит, что надо использовать любую возможность и упрекает меня в отсутствии совести: отец за меня хлопотал, а я за него похлопотать не хочу. Не могу же я сказать ей, что отца нет в живых.
— Как нет в живых?! Ты же говорил — десять лет.
— Без права переписки. А это значит — или погиб под пытками, или расстрелян.
— Откуда ты знаешь?
— Слухами земля полнится, а слухи — упорные. Да так оно, конечно, и есть — зачем без права переписки? Секрет для дураков.
— Пекса, а тебя пытали?
— Пытать не пытали, так били.
— За что? Что они от тебя хотели?
— Да ничего не хотели. Били за оскорбление вождя.
— Это за то, что ты тогда на морозе крикнул?
— Не только. За анекдоты, шутки, высказывания. По доносу Копылова.
— Откуда ты знаешь?!
— Да ведь все это я говорил только у них дома. Не Токочка же донес! Знаешь, первое, что я сделал, когда меня выпустили, — пошел к Токочке на работу, предупредить, чтобы он не ходил к Копыловым. Да опоздал: Токочка там не работал, и я понял, что и его арестовали. Не знаешь его судьбу?
