Какая же это была тяжкая работа — прорубаться сквозь непроходимую тайгу, жечь завалы и тянуть на по́катях тросами буровые машины, а потом вгрызаться в толщу земного покрова: искать, искать, искать. Вера Степановна бывала в экспедициях, но никогда не приходилось еще так работать — спали мало, лицо и руки распухли. Но бокситы были, они были везде: и под каменным покровом, а кое-где и на поверхности. Она вернулась в Красную Шапочку, когда ударили холода, там уже настроили бараков, проложили деревянные тротуары, от Надеждинска тянули железную дорогу. Когда они обработали все данные, то это потрясло многих: четыреста квадратных километров занимал бокситовый бассейн. Это было спасением, потому что каждый понимал: без алюминия не будет самолетов, а без них в этой войне не выиграешь…
Они жили в бараке и работали сутками, спали на жестких нарах по четыре-пять часов, все надо было обозначить на картах и схемах: где можно выбирать руду в открытых разрезах, а где строить шахты; подземный мир здесь был необычен и сложен, с восточного плеча Уральского хребта сбрасывались на рудные поля быстрые реки, уходили под каменные плиты, соединяясь с вековыми подземными водами, и стоило пробиться к этим лагунам, как подземелье сотрясалось от могучего взрыва. Война заставляла делать все быстро, они решили: незамедлительно выбирать из разрезов руду и тут же идти в глубь недр. В конце декабря ударили морозы — шестьдесят градусов по Цельсию, в стылой, выбеленной до стального блеска тайге с сухим хрустом трескались деревья, в дневные часы воздух светился мелким серебром и гремели взрывы, ржавые куски красноземов окропляли белые снега, с тяжким скрежетом подбирали промерзшие комья экскаваторы, везли на станцию, и эшелоны отвозили бокситы на заводы.
Она жила в одной комнате с Соней; у той были черные, отливающие глубинной синевой волосы, крепкие руки, широкая спина и постоянная улыбка на толстых губах. Когда Соня сидела без полушубка в жарко натопленной столовой, мужчины все, как один, пялили на нее глаза — таким яростным здоровьем и женской силой веяло от нее; казалось, даже снега и морозы может растопить южный жар ее тела. И все же к ней не приставали, знали: такая отошьет, долго будешь делать примочки, а в том, что она отошьет, не сомневались. У Сони была семья — двое детей и муж на фронте. Вера Степановна ее спросила:
— Что тебя в геологию-то занесло?
— Так я же за эти камушки, что в отвалах собираю, свой рубль имею.
Но Вера Степановна знала: Соня ерничает, геолог она была неистовый и работала, не давая себе пощады; это Соня впервые указала ей на то, что стало потом главным делом в ее жизни. Морозный хруст слышался за окном, когда они укладывались спать, и Соня говорила:
— Я понимаю — война. Сейчас и нельзя иначе. Надо брать бокситы, и все. Но если подумать… Мы рвем землю, где столько всяких других богатств: и самоцветы, и поделочные камни… Все это гибнет на наших глазах. А жалко-то как! Может быть, Верочка, придет такое время, когда каждую песчинку будем оглядывать: а надо ли тут ее брать, может быть, еще стоит оставить, уберечь для будущего. Смотри, что делается в шахтах: и сталактитовые пещеры открываются и многое другое. Там бы поискать, но нам нужны только бокситы. Что поделаешь. Вот война, она не только людей губит, она землю губит. Разве же это добыча? Это раны на золотой земле…
Как часто потом Вера Степановна вспоминала эти слова. Прошло много лет после войны, она занималась самоцветами и поделочными камнями и на что только не насмотрелась, объезжая старые рудники и месторождения; видела непотребное: растирали на краску ценнейший уральский малахит, редкой красоты орская яшма шла на щебенку, пропадали всемирно известные аметисты Мурзинки. А начальник шахты на Украине, седой, с ржавыми от табака усами, с тоской говорил ей:
— Нашему-то пирофиллиту цены нет. Поглядите-ка, какой сиренево-розовый. На отделку его пустить — чудо. А кому не предлагал, все отмахиваются. Берут тут, правда, местные. На что? — И кривил брезгливо лицо: — На замазку. Ужас!
Почти два года Вера Степановна моталась по Средней Азии в поисках заброшенных месторождений голубого камня — бирюзы. Еще в седьмом и восьмом веках здесь добывали этот камень, она верила, что найдет старые копи, и нашла… Полжизни ушло на все это, а когда готовы были карты и описания, направилась к Сергею Сергеевичу Лютикову, потому что к этому времени тот стал заместителем начальника главка. Он принял ее быстро, без проволочек, и она увидела высокого, с заметным животом человека, у него была толстая жилистая шея, воротник сорочки туго охватывал ее, топорщился кверху жесткими кончиками. Лютиков обнял Веру Степановну широкими лапищами, чмокнул в щеку, хохотнул:
