Видя, что Иванчиу никак не одолеть своего страха, Журубица попыталась зайти с другого конца.
— Значит, не хотите держать Янку в ежовых рукавицах? Ладно! Тогда он вас будет держать в руках и будет вам в них несладко!
Угроза эта, случайно пришедшая Журубице на ум, немного расшевелила тугодума Иванчиу.
Держит его Янку в руках? Держит. Давно уже держит, поэтому Иванчиу так и боится всяких дьявольских выдумок Урматеку, которых и предвидеть-то никак нельзя. Чуть что придет в голову, он тут же вынимает письмо, где эта злосчастная смерть в лесу описана, и сует ему под нос! Сколько уж раз пытался он избавиться от этого письма! А что, если на этот раз и удастся?! Вроде бы это возможно! И впервые в жизни, не желая терять счастливого случая, Иванчиу доверился наконец, и доверился он Катушке. Со свойственной ей прозорливостью она старалась укрепить уверенность и поддержать счастливую мысль, которая забрезжила в тяжеловесных мозгах Иванчиу. Догадавшись, что сомнения вновь начинают его одолевать, Журубица тут же пресекла их:
— Ай-яй-яй! Чего о беде думать до времени? Если и ждать неприятностей, то в первую голову мне, а не вам, но господь милостив, глядишь, все и обойдется! Вот увидите, Янку сам прибежит с письмом да еще будет умолять о прощении!
Возбужденно шагая взад и вперед по тесной комнатушке, Журубица, охваченная радостью, даже не заметила, что порвала волан на своей шелковой юбке, задев подолом за щепу, наваленную у печки. Иванчиу, водрузив на нос захватанные липкими пальцами очки, писал донос на Урматеку. Время от времени он останавливался: вновь обуревали его сомнения, вновь одолевал страх, и он спрашивал Журубицу, когда он сможет получить долгожданное письмо.
— Как вызовет его прокурор, он тут же в штаны наложит и прибежит! — отвечала Катушка, не стесняясь крепкого словца, только бы вразумить купца.
Прошло несколько минут, и Иванчиу вновь отложил перо, охваченный теми же страхами и теми же опасениями. Журубица с отчаянием в голосе закричала:
— О господи! Да он на четвереньках приползет! А не явится сам, если будет под стражей, то письмо принесу я вместе с прокурором!
Успокоенный Иванчиу продолжал писать. Сбивчиво и нескладно рассказывал он, что и сам был среди тех, кто неофициально вкладывал деньги в закладную, что при ликвидации дела Урматеку отстранил его от дележа, что ему известно, как Янку подделал данные осмотра на месте расположения, что он, Иванчиу, никаких денежных претензий не имеет, но ради полной ясности и честности в деле излагает все это и подписывается полным именем: Иванчиу П. Кристу. Украсив свою подпись завитушками, он написал и адрес, поставил дату, потом подул на бумагу и, откинувшись, посмотрел на нее издалека. Журубица едва сдерживалась, чтобы не схватить ее…
Пробежав глазами донос, Катушка сложила его вчетверо, спрятала в муфту и, не задерживаясь ни минуты, ушла, бросив на ходу «до свидания».
Оставшись один, Иванчиу уселся за стол и, обхватив голову руками, стал думать, оплошал он или нет. И как в тот раз, когда Урматеку показывал ему это несчастное письмо, чудилось Иванчиу ощерившаяся и готовая броситься на него собака. Долго так сидел Иванчиу, но так и не решил, правильно он поступил или нет.
Прежде чем приступить к расследованию, прокурор Александру Ханджиу размышлял, что он приобретет и что потеряет, «замаравшись», как он выражался, этим делом. Как опытный юрист, на успех он не надеялся. Но если никто не будет ему мешать, во что он не очень-то верил, все обойдется гладко. Если же он даст ход этому доносу, а Урматеку закричит «караул», и на помощь ему поспешит барон, и вся эта история придется не по нраву консерваторам, то от такого скандала, возможно, пользы будет еще больше. В любом случае как прокурор он всегда будет на высоте своего служебного долга. Ханджиу не слишком интересовало, кто такой этот Урматеку, о женитьбе он уже не думал, и Амелику, танцующую на балу, вытеснила более доступная и соблазнительная Катушка. Если же эта история кончится скандалом, то кому-то и он пойдет на пользу, в первую очередь либералам. И хотя Ханджиу знал, что и шум и борьба разразятся за пределами его кабинета, что сам он будет лишен возможности во что-либо вмешиваться, но зато он радовался, что его мудрость пойдет на пользу либеральной партии, идеалы и цели которой он разделял. Консерваторы всегда были ему чужды и по сути своей, и по убеждениям. Особенно в последнее время, когда консервативная партия усилилась жунимистской фракцией
