— Будь ты неладен, Манолаке! — насмешливо воскликнул он. — Вот сейчас это дело самое что ни на есть чистое! Такое оно и есть, это поместье, и ничуть не больше! Тогда, в закладной, увеличили его, и были на то причины. Это там размеры неверные. А по закладной, ты что, в доле состоишь? Или составлял ее? Нет! Закладная уже дело прошлое, раз деньги по ней получены. А теперь все, что ты напишешь, будет по правде, как оно есть на земле. Уж если я этого не знаю, то кто тогда знает? Все имущество боярина я как свои пять пальцев знаю!
Манолаке все вроде понимал и все-таки не понимал. Урматеку почувствовал это и продолжал:
— Да пойми же, наконец! Барону Барбу нужны были деньги. А я у него доверенное лицо. И вот, чтобы ростовщик дал побольше денег (Тыркэ знать не знал, что четверть денег, выданных под залог, принадлежали Янку, только шли они под чужим именем), я и увеличил имение. А ростовщик — он что, будет ездить да смотреть? Он и не смотрел, дал деньги, и все. А это означает, что он полностью согласен с тем, что написано. Делал я это для барской пользы, а потому нечистого тут быть не может. Никто внакладе не остался. Понял? А теперь, раз ты тут замешался и все бумаги проходят через твои руки, я и хочу, чтобы все было оформлено честь по чести, недаром же ты мой крестник, и я тебя люблю!
До чего часто случайно брошенное слово звучит куда больше, чем обдуманное.
Манолаке Тыркэ еще никто и никогда не говорил, что любит его. Даже его собственная жена. А тут он вдруг почувствовал, как что-то шевельнулось у него в груди, ощутил, что ему следует радоваться, но не знал, как радоваться и, собственно говоря, чему. Но после того, как на какой-то миг душа его всколыхнулась, он понял, что теперь, когда его любят, жить можно в покое и безмятежности, потому что тот, кто любит тебя (вот хоть как сейчас с ним), говорит с тобой откровенно, без утайки, чтобы уладить все твои трудности. И эта нежданно выпавшая на его долю любовь дала ему то, чего у него не было никогда в жизни — надежное пристанище возле человека более умного и, самое главное, более снисходительного, чем даже жена.
Обычно, стоило приключиться чему-то, Манолаке Тыркэ оставался один на один и со своими желаниями, и со своими мыслями. И разбирался он со всем молчаливо и незаметно, между двумя папиросами, устремив невидящий взгляд на стопку копий. Теперь же ему казалось, что Урматеку не говорил, а шествовал и вел его за собой. Урматеку шел сквозь чащу опасных, запутанных дел, раздвигая ее руками и расчищая Тыркэ дорогу. Все перед Урматеку склонялось ниц, и открывался ровный и гладкий путь, по которому ступал Манолаке. Все было прекрасно, честно, ясно и точно. Впервые в жизни Манолаке, вдохновленный просьбой своего крестного отца, написал, а потом еще раз более четко и более тщательно переписал новые цифры. Они не пугали больше Тыркэ, он как бы сдружился с ними, и ему хотелось видеть их вокруг себя размноженными в огромном количестве копий. Урматеку смотрел на него и не говорил ни слова.
Когда Тыркэ ушел, улыбаясь все той же светлой кривоватой улыбкой, его крестный отец был полностью в нем уверен.
Для многих жизненных перипетий самым важным бывает время, когда вызревает нужная мысль или состояние души, которые и определяют решение, какое принимает человек. Все сложности, что досаждают тебе, нужно постараться позабыть, хотя бы ненадолго, чтобы в один прекрасный момент, когда ты о них вспомнишь, они показались тебе разрешимыми и несложными, словно кто-то потрудился над ними, прояснил и упростил. И последующие обстоятельства послушно и кротко подчинятся внезапно пришедшему к тебе решению. Но вовсе не потому, что эти обстоятельства будут мелкие и незначительные, а потому, что человек и его воля сильнее всяких обстоятельств!
Это Янку Урматеку познал на собственном жизненном опыте и чувствовал, как говорится, нутром. Задумавшись, как он это делает и почему, он не знал, что ответить. Но знал, что наступает время — и он сбрасывает со своих плеч любую тяжесть и вынуждает потесниться любые дела, любых людей и любые обстоятельства. Эту свою способность он почитал самой главной в жизни, смотрел как на особый «дар», гордился ею и твердо на нее полагался!..
