- Ну и штучка, - заметил Марк, попивая со мной кофе. - Правильно сказала твоя писательница: не глаза - ледяной огонь! Знаешь, даже если она никого не убивала, я все равно побоялся бы работать с ной. Или вообще - находиться с ней в одной компании. В любом случае интересно, за что она тебя так ненавидит? И меня заодно?
Мне это тоже было любопытно, как в интересах самосохранения, так и элементарного выживания, До убийства Котовой мы прекрасно с Ясной ладили, сработались, и у нас не было никаких конфликтов. Я вообще-то человек неконфликтный и живу по принципу «меня не трогают - я не трогаю»; это, конечно, не значит, что я дам сесть себе на шею или подставлю вторую щеку.
И все же - возненавидела ли меня Лена за то, что я вынудила ее на признание, или эта ненависть зрела в ней подспудно уже давно и сейчас просто проявилась?
Частично на этот вопрос ответила Оксана, которая тоже приехала меня навестить. Синякова прислала с ней копии контракта для бухгалтерии, которые я должна была подписать, но на самом деле это был просто предлог, под которым Верховцева полдня посвятила своему любимому занятию - безделью и праздной трепотне. Впрочем, она настолько развлекла меня, что я к ней была вовсе без претензии.
Первое, что она сделала, заявившись ко мне домой, - это принялась кокетничать с моим мужем. Так как я была почти прикована к постели, то она предложила помочь по хозяйству и, в частности, приготовить обед. Марк на это охотно согласился, и в течение полутора часов я делала вид, что работаю, на самом же деле прислушивалась к приглушенным взрывам хохота, которые то и дело доносились до меня из кухни. Я уже дошла до точки кипения, когда они наконец явились в спальню, оба в фартуках, распаренные, красные и очень довольные собой и друг другом. Марк катил перед собой уже накрытый на троих сервировочный столик, у Оксаны в руках была большая кастрюля с супом. Обед они действительно приготовили на славу, но я, в общем-то, не ревнивая, сполна прочувствовала, что такое это «зеленоглазое чудовище».
Подавив в себе это нехорошее чувство, я дождалась ухода Верховцевой, дабы выяснить у моего благоверного, почему он прервал свою работу, чтобы помочь на кухне той, которую раньше называл профурсеткой - тем более что он терпеть не может готовить.
- Я не мог оставить ее одну ни на мгновение, - ответил он мне вполне серьезно. - А вдруг бы она подсыпала яд тебе в еду?
После обеда Марк ушел к себе, и мы наконец остались с Оксаной вдвоем. Удобно развалившись в кресле и поглаживая одной рукой Глашу, которая с удовольствием привалилась к ногам «вкусной», не забывающей протянуть ей лишнюю печенюшку тетки, Оксана занялась своим любимым делом - болтовней. Я с удовольствием слушала последние новости: о финансовом состоянии всех основных телеканалов; о скандальном романе ведущей передачи «С бору по сосенке» и известного кинокритика, из-за которого ушел из Останкино ее муж, удачливый продюсер; о том, что у Синяковой возникли серьезные разногласия с руководством канала, и вовсе не из-за того, что после смерти Котовой качество программ изменилось - наоборот, как ни странно, их рейтинг даже подскочил, - а из-за распределения рекламных денег. Когда речь зашла о нашей родной телекомпании, я заранее насторожилась, я, уже зная, что несмотря на кажущуюся беззаботность, Оксана никогда просто так не проговорится, не выдаст лишней информации, но надеялась, что кое-какими важными сведениями она все-таки со мной поделится - добровольно.
- Тамара ходит злая, как десять тысяч чертей, - рассказывала Оксана. - Прямо-таки бросается на людей. Таисия вышла на работу, но на себя не похожа-бледная, прозрачная, почти качается, кажется, дунь и упадет. И при этом задумчивая какая-то, замедленная.
Никому не хамит, но, как всегда, все путает. А с Тамарой они демонстративно не разговаривают. Если бы я не знала, что они обе не могут быть замешаны в убийстве, я бы сказала, что их поведение очень подозрительно.
- Ну, в убийстве они, положим, как раз могли быть замешаны, - заметила я.
- Да брось ты! - махнула она на меня рукой. - Понимают же, что смерть Котовой и твое падение с лестницы связаны между собой. И некоторые члены нашей съемочной группы шарахаются от меня, как от огня. Потому что я кажусь им теперь весьма подозрительной особой, я бы сказала даже - опасной.
