Осборн: И что же?
Стэнхоуп: Сначала я воспринимал ее как ребенка, так же как и Рали. И только перед тем, как отправиться на фронт, я вдруг понял, какая она замечательная девушка. И я буквально стал молиться, чтобы уцелеть на войне и стать… стать достойным ее.
Осборн: Ты немалого добился. Военный Крест и командование ротой…
Стэнхоуп: (наливая себе еще виски) Да, вначале все шло хорошо. Когда через полгода я приехал в отпуск, было чертовски приятно чувствовать, что ей небезразличны мои успехи. (Делает глоток виски). А когда вернулся на фронт — здесь тогда шли страшные бои — я понял, что если не сниму перенапряжение, то попросту сойду с ума. Оставаться все время в полном сознании я не мог — у тебя ведь было такое, да, дядя?
Осборн: Да, и часто.
Стэнхоуп: Было только два способа выдержать такое: либо притвориться больным и вернуться домой, либо это (поднимает стакан с виски). Что бы ты выбрал, дядя?
Осборн: Я пока не знаю. Мне еще не довелось испытать столько, сколько тебе.
Стэнхоуп: Я все тогда обдумал хорошенько. Скажи, ведь было бы подло сбежать домой совершенно здоровым, да?
Осборн: По-моему, да.
Стэнхоуп: Ну вот. Тогда будем здоровы, и да здравствуют ребята, которые отправляются домой с невралгией (Ставит стакан на стол). В последний свой отпуск я уже домой не поехал. Я не смог бы вынести, если бы она догадалась…
Осборн: Война закончится, Стэнхоуп, уйдет это страшное напряжение, и ты снова придешь в норму, в твои-то годы.
Стэнхоуп: Я и жил все время с этой надеждой. Думал о том, как уеду потом куда-нибудь на несколько месяцев, поживу на свежем воздухе, поправлюсь, а потом приеду к ней.
Осборн: Так и будет, Стэнхоуп.
Стэнхоуп: Ну почему Рали не попал в какую-нибудь другую из тысячи восьмисот рот?!
Осборн: Я не понимаю, с чего ты взял, что…
Стэнхоуп: Ради Бога, Осборн, не прикидывайся дурачком! Ты же все понимаешь! Ты прекрасно знаешь, что он напишет ей, как я весь провонял виски.
Осборн: Ну с чего ты взял? Он ведь не…
Стэнхоуп: Вот именно. Он не свинья какая-нибудь, чтобы обманывать свою сестру.
Осборн: Он еще очень молод. Ему только предстоит многое узнать. И он сам поймет, что люди на фронте меняются.
Стэнхоуп: Не утешай меня, дядя. Ты что, не видел, как он пялился на меня за ужином и все пытался понять…? Он и сейчас там наверху, в окопах, наверняка все еще думает обо мне и уже догадался, в чем дело. А ведь все эти месяцы он только и мечтал о том, чтобы оказаться со мной, здесь. Бедняга!
Осборн: А я уверен, что Рали будет по-прежнему любить тебя и восхищаться тобой, несмотря ни на что. Такое восхищение героизмом — очень благородное чувство.
Стэнхоуп: К черту героизм! (Он замолкает, а потом вдруг говорит странно высоким голосом). А знаешь, дядя, я ведь набитый дурак. Я же не кто-нибудь, а командир этой роты. Что мне до этого самодовольного мальчишки? Понимаешь? Он видите ли собирается написать домой и рассказать все обо мне Мадж. Не выйдет! На фронте цензура! Я имею право читать его письма, и я прочитаю и вычеркну все, что он напишет обо мне!
Осборн: Ты не будешь читать его письма.
Стэнхоуп: (задумчиво) Вычеркну все о себе. Потом будет большое наступление, и она так и будет думать всегда, что я был замечательным парнем (наливает еще виски, повторяя «всегда… всегда…»).
Осборн: (поднимаясь с койки) Все не так плохо, как ты думаешь. Лучше ложись и поспи.
Стэнхоуп: Спать? Вот еще, буду я терять время на сон!
Осборн: (берет ранец Стэнхоупа и вынимает из него одеяло) Пойдем, старик, пойдем. Ложись вот сюда. (На койке Стэнхоупа укладывает ранец вместо подушки, стелет одеяло).
Стэнхоуп: (продолжает сидеть) Самодовольный мальчишка — вот он кто такой. Напросился в мою роту! Я его не звал. А раз так — он получит за свою наглость. (Осборн кладет Стэнхоупу на плечо руку, пытаясь успокоить его и, может, уговорить лечь в постель) Отстань! (Сбрасывает руку Осборна) Чего тебе нужно?
Осборн: Пойди попробуй поспать.
Стэнхоуп: Сам иди спать. Я имею право читать его письма, слышишь, дядя? А ты проследишь, чтобы он сам не отправил ни одного письма, понятно?
Осборн: Хорошо, хорошо. А пока пойдем, тебе надо лечь, отдохнуть, у тебя был трудный день.