Осборн: Долго же ему придется присматривать.
Троттер: Да нет, я быстро поем! Эй, Мейсон, неси бекон!
Мейсон: Уже иду, сэр.
Осборн: Какое прекрасное утро!
Троттер: Да, правда. В такое утро чувствуешь себя моложе и снова начинаешь надеяться, что все будет хорошо. Представляешь, сижу сейчас в окопе, и вдруг какая-то птаха как защебечет! Да… Все идет к весне. (Мейсон приносит бекон)А что, мой бекон вполне приличный.
Мейсон: Если посмотреть сверху, в самую серединку, сэр, то можно рассмотреть постный кусочек.
Троттер: Ага, вижу! Это он?
Мейсон: Нет, сэр, это немного ржавчины от сковородки.
Троттер: Тогда вот это, он?
Мейсон: Точно, он самый. (Уходит).
Троттер: Нарежь хлеба, дядя. (Осборн нарезает хлеб).
Осборн: Как там наверху?
Троттер: Что-то мне не очень нравится.
Осборн: Слишком тихо?
Троттер: Вот именно. Вчера вечером казалось, что во всем мире не осталось ни одной живой души. Только крысы шуршали иногда, да у меня в животе урчало после той отбивной.
Осборн: Вот и сейчас тихо.
Троттер: Даже слишком. Бьюсь об заклад, немцы что-то затеяли. Большое наступление уже близко. Не нравится мне все это, дядя. Передай варенье, пожалуйста.
Осборн: На сей раз — клубничное.
Троттер: Правда? Я рад, что малиновое все съели. Терпеть не могу малиновое варенье.
Осборн: Стэнхоуп сказал тебе, что ночью собирается ставить новые проволочные заграждения?
Троттер: Да. Он сейчас как раз готовит все необходимое. (Пауза. Понизив голос, продолжает) Господи, дядя, до чего же у Стэнхоупа больной вид!
Осборн: Боюсь, он действительно нездоров.
Троттер: Любой заболеет, если так упираться. (Пауза) Знаешь, что было, когда ты вчера сменил меня в карауле?
Осборн: Что?
Троттер: Мы с Рали спустились сюда и видим: Стэнхоуп, бледный, как полотно, сидит на койке и пьет виски. Вид у него был ужасный. После обеда он выпил целую бутылку. Я, естественно, сказал: «Привет!», и ты представляешь, он, похоже, не узнал меня?! Ничего себе! Да, Рали?
Рали: (опустив голову) Да.
Троттер: Потом он сказал: «Лучше иди спать, Рали», как будто Рали — какой-нибудь школьник.
Осборн: Вот как? (Пауза) Взгляните-ка на солнце — скоро будет совсем тепло. (Они смотрят на бледный квадрат света на полу).
Троттер: Да уже и так тепло. Если подставить лицо солнцу, здорово припекает. Вот бы лето выдалось жарким!
Осборн: Да, хорошо бы.
Троттер: А тут еще эта птичка! Я даже как-то лучше себя почувствовал. Вдруг вспомнился мой сад, как я вечерком, бывало, выходил туда в шлепанцах выкурить трубочку после обеда…
Осборн: Ты любишь возиться в саду?
Троттер: Да любил, знаете ли, вечерком заняться цветами. У меня перед домом вполне приличный газончик. Летом, когда на нем расцветали красные, белые и голубые цветы — залюбуешься!
Осборн: Не сомневаюсь.
Троттер: А тебе нравится работать в саду?
Осборн: Да. Еще мне нравится прокатиться в лес на велосипеде за подснежниками, а потом посадить их в своем саду.
Троттер: И неужели они росли?
Осборн: Представь себе. Надо только вокруг примять немного мха. Кстати, если дома солнце уже припекает, подснежники скоро вылезут.
Троттер: Я помню, как однажды прошлой весной, когда немцы частенько пугали нас фосгеном, мы почувствовали какой-то подозрительный запах, и кто-то крикнул: «Газы!» Ну, мы все, конечно, напялили противогазы…
Осборн: А что это было?
Троттер: Да дерево какое-то зацвело! Представляешь, до чего дошло! (Пытается застегнуть китель на все пуговицы) О Господи! Все-таки надо худеть. (Встает) Пойду, сменю Стэнхоупа. А то он будет ругаться как сапожник. У него еще то состояние с утра!
Осборн: Я сменю тебя в одиннадцать.
Троттер: Вот и славно. А то я страсть как не люблю это время на передовой. Немец только позавтракает и начинает кидаться всякими хреновинами, чтобы напомнить о себе. Но, по правде сказать, уж лучше пусть пара гранат разорвется, чем такая смертельная тишина. (Надевает каску, берет противогаз и поднимается по ступеням) Пока!
Осборн и Рали: Пока!
Осборн: Ну, теперь Стэнхоуп отправит вас в караул одного.
Рали: Правда? В котором часу?
Осборн: После меня, наверное, примерно с двух до четырех.
Рали: Понятно.
