Даже трусы
Уверовали в Брута.
Так и есть;
Как будто разбудить меня желая
(Сплю, что ли, я?), на улицах ко мне
Все время подстрекатели подходят
И льстят и упрекают, — дескать, я
Излишне медлю с тем, чего от Брута
Ждет Рим. Но мне не нужно шпор.
Постой,
Уж не надеешься ли ты, что Цезарь,
Тебя послушав?…
Может, изменить
Его рассчитываешь ты?…
Приятно,
Что благородный Туллий разгадал
Мой замысел отчасти.
В ожиданье
Тебя пространно мнения свои
Мы изложили все. Единодушны
Мы в ненависти к Цезарю, в любви
К отчизне и в готовности погибнуть
За Рим. Но планов получилось три:
В гражданскую войну отчизну ввергнуть,
Иль, ложью ложь назвав, разоружить
Народ, иль Цезаря прикончить в Риме,
Скажи, какой из этих трех путей
Угодней Бруту?
Ни один пока что.
Но если мой упрется в пустоту,
То я за третий буду.
Твой? Но есть ли
Четвертый путь?
Вы знаете меня:
Я не любитель тщетных разговоров.
Рим слишком болен, чтобы за день он
Мог выздороветь. Можно добродетель,
Но ненадолго, пробудить в толпе,
Которую ни за какие деньги
К деяньям добрым не склонить, хотя
За деньги же другой ее толкает
На подлости. Была ль когда-нибудь
Продажна добродетель? Ненадежным
Фундаментом испорченный народ
Свободе новой был бы. Но, быть может,
Сенат надежней? Сосчитать легко
По пальцам не поддавшихся недугу,
Но и злодеи ненависть в душе
Питают к Цезарю — не потому, что
Он никому свободы не дает,
А потому, что, выйдя сам в тираны,
Он не дает в тираны выйти им;
Отсюда в них и ненависть.
К несчастью,
Все это правда.
Добрый гражданин,
Чтобы еще не стало хуже, должен
Держать себя в руках. Всегда ли был
Тираном Цезарь? Нет! Совсем недавно
Преступное стремленье в нем живет
К господству полному. Подлец Антоний
Подогревает эту жажду в нем
Искусно, чтобы, может быть, споткнуться
Помочь ему и вознестись над ним.
Таких друзей пригрел диктатор.
Цезарь
Рожден с преступной жаждою в груди -
Царить…
Оставь, он никогда о стольком
Не смел мечтать. Его невольно ты
Переоцениваешь. Жажда славы,
Горячий нрав, желанье отомстить
Своим врагам и — главное — случайность
Счастливая заставили его
Ступить на этот путь. Подобным взлетом
Он оглушен и сам. Его душе
Пока еще дороже жажда чести,
Чем жажда царства. Разве это вам
Не очевидно? Разве не намерен
Он на парфян идти, оставив Рим,
Где столько у него врагов?
Победный
Венец на царский чает он сменить.
Тогда снискать, скорее, чем присвоить,
Венец он хочет. Значит, не злодей,
А честолюбец он…
И перед нами
Его ты славословишь?…
Подожди.
Еще в сомненьях Цезарь, вкуса к славе
Он не утратил, значит, он еще
Не до конца тиран. Но начинает
И он, не знавший страха до сих пор,
Бояться, — значит, истинным тираном
Вот-вот он станет. Ужас охватил
Его на днях, когда ему в короне
Народ его продажный отказал.
И все же не заслуживает Цезарь
Того, чтобы раскаяться ему
Мешали. Если взять меня, то должен
Я презирать решительно себя
Иль чтить его, затем что я не умер
В тот день, когда меня он полонил
В сраженье под Фарсалом. Жизнь для Брута -
Позорное пятно. Но я сниму
С себя позор, не став неблагодарным.
Подобное не редкость на войне:
И ты бы, если победил бы, так же
Использовал победу. Разве жизнь,
Что роковой для Рима оказалась,
Тому же Цезарю не подарил
По доброте, а больше по ошибке,
Однажды Сулла?
Да, ты прав. Но я
Добра не забываю. В то же время
О долге и отечестве моем
Я свято помню. И для Брута Цезарь
Таков, что ни за что на свете Брут
Диктатора-тирана не намерен
Терпеть в живых, и я готов убить
Его иль быть убитым. Но при этом
Есть и такое в Цезаре, что он,
По мненью Брута, лишь один свободу,
Империю, могущество и жизнь
Вернуть сегодня Риму в состоянье,
Коль гражданином станет вновь. Толпа
Боготворит его. Но да возглавит
Он лагерь честных граждан, превратив
Законы в страшный бич для всех злодеев,
И чтобы стало все, как в старину,
Да будет он защитником законов,
А не грозою их. Родился он
С душою благородной. Гражданином
Он был. Он к славе не остыл еще.
Он слеп, не отрицаю, но виною
Тому благоприятная судьба
И подлые друзья, из-за которых
Он к славе истинной утратил путь,
Иль ничего мои не стоят речи,
