— Всё. Хватит, — приказал Северус. — Просто поплачь.
Вадим покорно уткнулся лицом в рукав и глухо взвыл.
А Северус… Северус сидел рядом и молча перебирал золотистые кудри.
Большая часть его темной натуры ликовала: можно было не опасаться, что у него отнимут мальчишку. И благополучию Волхова теперь ничто не угрожало. К тому же, Вадим горевал не по утраченному любовнику — шаманы вообще не умеют долго жалеть умерших — а по тому, что тот ему давал. А уж Северус постарается дать ему больше.
Северус радовался так, что на страх, стыд и скорбь не оставалось места. Он остался единственным. Уникальным. Больше не нужно волноваться и делиться. Ни с кем.
Вот только Вадим не узнает об этой темной жадной радости. Никогда.
Ведь от воспоминаний об этих месяцах ему теперь всегда будет больно.
Глава 70. О пользе зельеварения или на что способен Мастер
Вот за что я люблю Северуса, так это за его способность утешать. Он всегда дает мне выплакаться, затем берет в охапку, заталкивает в уборную с требованием взять себя в руки и умыться, а потом молча угощает горячим шоколадом. Причем делает это он всегда с абсолютно невозмутимым лицом.
В этот раз он позволил себе добавить в шоколад коньяка и, кажется, размешал палочкой корицы. Минимум семь раз по часовой стрелке. Гений, что тут сказать? Он даже из банального какао варил волшебное зелье, способное околдовать разум, утихомирить чувства и подарить блаженный покой. Я как раз только выпутался из-под пледа и мелкими глотками отпивал из кружки, наслаждаясь прямо-таки буддистским пофигизмом и пустотой в голове, когда в покои вошел Дамблдор. Причем постучал он чисто символически. Вот что за привычка у человека? Хорошо, Северус отошел в лабораторию, а ведь всего минуту назад извинялся, протягивая чашку с шоколадом, и обещал, что непременно добудет Шардоне и устрицы. Занимательная картина предстала бы перед глазами директора.
За Дамблдором по пятам следовала Амбридж.
— …Я обязательно доложу министру! Вас давно пора увольнять с директорского поста! Совершенно очевидно, что вы не справляетесь со своими прямыми обязанностями!
Да, определенно. Я был бы очень расстроен, увидь эта парочка мои слезы.
— Докладывайте, — равнодушно бросил директор, даже не оборачиваясь. Он устремил на меня внимательный взгляд, видимо, пытаясь оценить степень моего негодования. — И, Долорес, не стоит так нервничать, это вредно для цвета лица.
Я опустил взгляд в кружку. Волшебный напиток постарался на славу — на месте ненависти угрюмо тлела усталая тупая боль, будто припорошенные пеплом угли. Убивать Дамблдора уже не хотелось. Ничего не хотелось. Уйти бы сейчас на Изнанку, слетать с бабулей в гости к Малфоям, узнать, как предки приняли моего снежного короля… А директор и Амбридж пусть разбираются с телом…
Северус вынырнул из лаборатории и застыл за спинкой дивана безмолвной черной тенью, опустив руку мне на плечо. Я покорно поддался нажиму и откинулся на мягкую подушку. Мягкие пальцы с аккуратно подстриженными ногтями и мозолью от перьевой ручки, голубоватые вены под молочно-белой кожей, ласковый жар от прикосновения, волной плеснувший в позвоночник — всё это удержало меня в реальности крепче любых увещеваний и цепей.
— О, я доложу! Уж будьте уверены, — Амбридж раздулась, будто жаба, и перевела внимание на меня. — Мистер Волхов, как ваше самочувствие?
— Уже лучше, благодарю вас, профессор, — я откинул голову, сосредотачиваясь на ладони Северуса. Живое тепло просачивалось сквозь два слоя ткани, оседало в солнечном сплетении, щекотало нервы в копчике, и по телу расползалось томное наслаждение, обдавая ночной свежестью скалистых вершин, терпким травяным ароматом и дымом костров. В очередном глотке горячего шоколада отчетливо почувствовалась виноградная нотка.
— Я видела маки, — взгляд милейшей Долорес перебегал с меня на Северуса и обратно. Особенно привлекла её внимание ладонь на моем плече. — Никогда еще не слышала, чтобы магический выброс можно было облечь в заклятье постороннему магу. У вас, видимо, очень высокий процент совместимости?
— На что вы намекаете? — уточнил Снейп над головой. Он продолжал держать меня с абсолютно невозмутимым видом, как будто это самая естественная вещь в мире. У меня кружилась голова от такой наглой уверенности. Или… Нет, кажется, меня все-таки реально ведет, и это не образное выражение. Что Северус намешал в моей чашке?
