Я чувствовал так много всего, что начал задыхаться, теряясь в ощущениях. До обряда я будто смотрел с вершины горы вниз, в долину, где горели костры, сияя в темноте теплым светом. А теперь я словно быстро падал туда — прямо сквозь огромные звезды — и в лицо бил ветер, вышибая слезы из глаз. Магия Северуса подхватила меня и несла, заставляя испытывать бешеный страх и столь же бешеный восторг на грани с эйфорией. Чистый адреналин. Экстаз.
Я заморгал, приходя в себя. В висках медленно стихали ликующие тамтамы: «Мой! Мой!»
Мы всё еще сидели на диване, вцепившись друг другу в руки, будто намертво спаянные сочащейся кровью. Судя по выражению лица Северуса, его накрыло так же сильно, как и меня. Черные глаза смотрели со странной горечью. Он чуть наклонился вперед и протянул здоровую руку, ласково пробежался пальцами по щеке, зарылся в волосы и потянул ближе к себе.
«Неужели сейчас поцелует?!» — мелькнула в голове надежда.
Поцеловал. В висок. Обнял, зарываясь носом в кудри, и прижался губами, словно после долгой разлуки. Я же сделал то, о чем мечтал еще с прошлого года — попробовал на вкус белую кожу его шеи. И он промолчал! Это было так хорошо, что на лицо сама собой выползла блаженная улыбка, а из груди вырвался довольный вздох.
Да, я хотел не этого. Я хотел принадлежать, я хотел страсти, я хотел такой сильной любви, какой была одарена Лили Эванс. Я не хотел, чтобы Северус принял меня вот так, просто из чувства долга.
Но ведь взаимное уважение и понимание — это ведь уже немало. Главное — он мой и никуда от меня не денется. Мой! И пошло всё остальное к черту.
Что-то мне подсказывает, что мы сможем испытывать гораздо более глубокие и чистые чувства, чем дружба. Больше, чем любовь.
* * *
Северус перебирал золотистые кудри и лениво думал о том, что только что наделал.
Последнее признание окончательно поставило точку в этой затянувшейся мелодраме. Достаточно. Хватит. Нужно смотреть правде в глаза — лучше Вадима в его жизни ничего больше не будет, а самому Вадиму больше никто не нужен. И раз он устал настолько, что готов сдаться, рискнуть собственной жизнью, по уши влезть в дерьмо… А заставить ведь не получится…
Что ж, тогда пора платить по счетам. Целитель дал ему очень и очень много. И Северус мог отдариться единственным, что у него было, тем, о чем Вадим так долго мечтал. Собой.
Хоть подарочек из него, конечно, более чем сомнительный.
А ведь для закрепления связи достаточно было просто сказать: «Вадим, я никому не хочу тебя отдавать, будь со мной, просто дай мне немного времени», — и подкрепить намерение собственной магией. Что побудило к обмену кровью, к этому древнему забытому обычаю, было загадкой. Может быть, вполне серьезное намерение Вадима связать свою жизнь с Малфоями? Отказ от побега? Или готовность отказаться от желанной связи ради удобства Северуса?
Может быть. Северус оценил. Свободы выбора в его жизни было крайне мало.
Конечный итог привязал их друг к другу сильнее кровных и брачных уз. Обряд не заставил его воспылать страстью, но… При такой степени слияния совместное ложе — Северус поморщился про себя такому выспреннему обороту, выданному оглушенным мозгом — уже не воспринималось чем-то вопиющим и недопустимым.
В любом случае, даже если до этого дойдет, этот момент их отношений не будет первостепенным. О, нет!
Соратник, друг, брат, защитник и хрупкое сокровище — вот чем являлся для него Вадим. Всё, чего когда-то так жаждал одинокий недолюбленный мальчик, Северус сейчас держал в руках. Это было безумно сладко и безумно страшно. Если Вадим пострадает или, не дай Мерлин, погибнет, то пережить это будет невозможно.
Они с трудом расцепили пальцы. Волхов приманил из шкафчика с зельями мазь, залечил ему ладонь и протянул свою. Северус осторожно замазал порез, завороженно глядя в сияющие хризолитовые глаза. Вадим в последний раз так улыбался… Да никогда он так не улыбался.
— Ты когда-нибудь пил грузинское вино? — невпопад спросил он.
— Нет.
— Оно очень отличается от европейских. Оно богаче, насыщеннее, вкуснее. В той, прошлой жизни мне подарили бутылку дорогого грузинского вина, и мы выпили его всей семьей на Новый год. Я тогда думал, что ничего вкуснее в жизни не пил, — Вадим перевел взгляд на пустой бокал. — Как же я ошибался.
