Северус уставился на меня во все глаза. Я понял, что ляпнул, и почувствовал, как в лицо бросается кровь, а голова неумолимо опускается под тяжестью смущения. Пришлось сцепить зубы, чтобы выдержать этот странный взгляд.
Снейп молча переваривал моё признание.
— Я… не волен распоряжаться собой… Ты осознаешь, что станешь моим целиком и полностью: разумом, душой, телом? — как-то тоскливо протянул он. — Моя смерть сведет тебя с ума. Эти узы будут крепче брака. Только вот от насильной привязки можно избавиться, а от добровольных уз — нет. И если я однажды… Ты не сможешь уйти.
— Я знаю, — прошептал я, потирая ноющие виски. — И имею представление, что это такое. И да, я этого хочу. Очень хочу. Но если я… если я тебе настолько отвратителен… лучше не надо.
Северус бросил на меня длинный взгляд, вздохнул и провел рукой по лицу. Короткий взмах палочкой — и из бара выплыла темная бутылка с бокалом. Они мягко приземлились на низкий ажурный столик между нами, и в тонкое пузатое стекло хлынуло темное бордовое вино. Северус взял бокал и повертел в пальцах, задумчиво уставившись в огонь. Я сбросил с ног ботинки и подтянул колени к груди, обхватывая их руками, изредка бросая на него взгляды из-под челки. Молчание нарушал лишь негромкий треск поленьев.
Я дурак. Нужно было хвататься за шанс всеми конечностями. Надо было сказать: «Северус, я твой счастливый билет. Давай закрепим связь, и я вытащу тебя из любой задницы, сделаю самым счастливым человеком в мире!» Он ведь так давно хотел свободы, а тут я со своим признанием, он не согласится…
— Огонь — священная стихия, основной элемент в волшбе, — внезапно сказал Северус. Завораживающий глубокий голос безупречно расставлял паузы, заставляя вслушиваться, успокаивал взбудораженные нервы. — До знакомства с тобой, Вадим, я считал огонь данностью, средством, как и многие другие маги. Но ты заставил меня вспомнить о гораздо более тонком волшебстве, чем алхимия… Что огонь способен заменить жреца и свидетеля в клятвах.
В руке Северуса очутился тонкий кинжал. Я, широко раскрыв глаза, смотрел, как острое лезвие рассекает белоснежную кожу на ладони.
— Ты что делаешь? — осипшим голосом спросил я. — Северус…
— А непонятно? — он метнул ожесточенный взгляд. — Мне не остается ничего другого, кроме как выполнить приказ Дамблдора. Я приму тебя. Только любви от меня ты не увидишь. И не будешь жалеть об этом. Согласен?
Я ответил судорожным кивком.
— А разве это не приравнено к Темной магии? — пискнул я, наблюдая, как кровь капает в бокал с вином.
— Нет, — усмехнулся Снейп. — Это слишком древний обряд. Или ты хочешь побрататься как современные маги? С министерским свидетелем, подписями и показушными лентами из волшебной палочки? Прости, но мне бы пока не хотелось ставить в известность Министерство.
Он протянул бокал и повернул кинжал рукоятью ко мне, глядя выжидающе и требовательно. Я послал в ответ долгий взгляд, выискивая на его лице тень сомнения, но не нашел. Примерился получше и рассек ладонь, роняя рубиновые капли в сосуд, и лезвием размешал вино. Сделал большой глоток. Вино на языке отчетливо дохнуло ночной прохладой высокогорья, сладким свежим виноградом и ароматом костров. Концентрированная магия с металлическим привкусом крови.
Я почти на треть опустошил бокал и передал его Снейпу. Тот тоже глотнул, а остаток выплеснул в камин. Огонь зашипел и вспыхнул, приняв подношение. Наверное, нужно было произнести какие-то пафосные слова и клятвы, но я просто протянул порезанную ладонь, и Северус крепко схватил ее, смешивая кровь.
— Мой, — выдохнул он. В глазах вспыхнуло что-то трудноопределимое, жуткое, как у древнего идола.
— Мой, — эхом отозвался я, ощущая, как жжет руку.
Меня словно окунули в жидкий огонь. Приятное, немного обжигающее тепло поднималось от порезанной ладони и быстро распространялось по всему телу. Меня бросило в пот, голова закружилась, и я прикрыл глаза. Магия Северуса хлынула сквозь меня. Она сбивала с ног, как порыв ветра на высокогорье. Она была терпкой, как виноград, непроглядно-густой, словно ночная тьма, обжигающе-холодной, словно вода горных ручьев, стекающая с ледника; она согревала, словно ласковое тепло костра, и могла обжечь, как любое непокорное пламя.
