— Мисс Грейнджер, — озабоченно разглядывая ее, спросил директор, — как вы себя чувствуете?
— Все в порядке, сэр, — в замешательстве ответила девушка.
— Вы выглядите не очень хорошо, моя девочка. Как часто вы используете хроноворот?
— Как положено по инструкции, не больше пяти часов в день, сэр.
Дамблдор проницательно смотрел на нее поверх своих очков. Гермиона заерзала. Да, она превышала лимит, но иначе она просто не успевала готовиться к урокам. Она никому не попадалась на глаза, спокойно сидела в пустом классе в окружении учебников.
— Это замечательно, что вы придерживаетесь правил, в конце концов, вы же знаете, что хроноворот берет силу из вашего тела. Превышение лимита может привести к истощению. Я верю, что вы умная девочка и не будете себе сознательно вредить. Ведь так, мисс Грейнджер? — Дамблдор тонко улыбнулся.
— Да, профессор, сэр, — Гермиона дала себе слово, что прямо после директора направится в Больничное крыло.
— Что ж, тогда я спокоен. Быть может, у вас есть проблемы с ориентацией во времени? Вы не путаетесь в днях?
— У меня составлен график, сэр.
— Замечательно, а отдых? Вы достаточно отдыхаете?
— Да, сэр. Я высыпаюсь, а в выходные мы ходим с друзьями в Хогсмид.
— Друзьями? — Дамблдор хитро улыбнулся, — Кажется, среди них был и мой подопечный? Верно?
Гермиона слегка покраснела.
— Да, сэр. Мы общаемся.
— И достаточно хорошо, так?
— Он меня бесит, — выпалила девушка и, не в силах больше сдерживаться, вывалила на директора свои переживания, — Вы извините, сэр, но ваш подопечный — тот еще г… слизеринец! Он постоянно меня доводит, издевается, никогда меня не слушает, и все время… — Гермиона покраснела, вспомнив о провокационных прикосновениях и словах юноши.
Дамблдор понимающе покивал, не требуя продолжения.
— Он просто выводит вас на эмоции, девочка моя. Давайте поговорим откровеннее, ты не против, Гермиона? Представь, что я дедушка твоего поклонника, — директор, улыбаясь, призвал чай и сладости.
Сервиз из старинного английского фарфора скакнул на стол. Чайник поклонился перед девушкой, наливая ароматный чай. Чашка, украшенная тонким затейливым узором, осторожно подъехала к Гермионе на блюдце. Сахарница и бонбоньерка услужливо придвинулись под руку.
Гермиона вдохнула ароматный пар, успокаиваясь. Дамблдор подцепил чашку за тонкую ручку и сделал глоток.
— Ты же знаешь, что Вадим страдает от синдрома Грин. Его болезнь зачастую делает его озлобленным. Ты в курсе, что его состояние в последнее время ухудшилось? Если он испытывает сильные эмоции, у него начинаются магические выбросы, как у маленьких магов. Но Вадим уже подросток, и по силе они не сопоставимы.
— Да, я знаю, — пискнула Гермиона, вспоминая урок маггловедения. Она так и не поняла причину срыва слизеринца.
— Вадиму нужна твоя помощь, мудрость и сострадание. Ты успокаиваешь его, рядом с тобой ему становится лучше. Вадим не жесток, но одинок и потерян. Ты же знаешь о его опекунах?
— Да, Гарри мне рассказывал, — кивнула Гермиона.
— Вадим очень любил их. Не так, как любят родителей, но любил и был благодарен. Он очень тяжело переживал эту потерю. Профессор Снейп очень помог ему, но сама понимаешь, он не из той породы людей, которые делятся своим теплом. А Вадим очень нуждается в тепле и любви. Все мы испытываем желание быть любимыми и полезными. В основе его поведения, порой вызывающего или жестокого, лежит потребность в любви. К сожалению, наши отношения с ним не сложились, они далеки от идеала, — Дамблдор сокрушенно вздохнул.
— Почему? — Гермиона тут же смутилась и опустила глаза. — Извините, профессор, это не моё дело…
— Понимаешь, я ожидал увидеть обычного ребенка. Умного, слегка избалованного, с кучей игрушек и друзей, ведь в семью предпочитают брать неразумных младенцев, но уже взрослые сироты… — Дамблдор снова вздохнул; от воспоминаний его взгляд затуманился. — Они взрослее своих сверстников и совсем по-другому относятся как к себе, так и к другим. Они не понаслышке знакомы с ужасами жизни и испытывают бесконечную благодарность к тем, кто дарит им бескорыстную заботу. И горе тому, кто посмеет вмешаться в жизнь тех, кто дарит им любовь. Тот, кто принесет даже призрачную угрозу, моментально попадет в смертельные враги. Я могу только гадать, что Вадим пережил в те свои восемь лет, прежде чем попал к Стоунам, но я знаю, что он пережил после. Поверь, он, как никто другой, понимает ценность безусловной любви и готов защищать ее любыми методами. Хоть Вадим не любит пользоваться чужими слабостями, но ради своих близких и любимых он сделает всё. Мало кто способен на такое отношение.
