Том провел гребнем по волосам и покачнулся. На его лице было написано изумление.
— Что это? — чтобы не упасть, он схватился за ствол яблони. — Что со мной?
Я подскочил и чуть не навернулся с гамака, бросаясь к Тому. Он медленно сползал по стволу на пряную землю.
— Тихо-тихо… Ты чего?
Том ошалело мотал головой, косился на гребень, однако ни злости, ни страха не показывал.
— Мне вдруг стало так… хорошо! — выдохнул он. — Как будто… как будто…
— Боженька в душу почеломкал?
Мы подпрыгнули. Бабуля подкралась незаметно. В руках у неё был пучок мяты. Толстая темная коса была перекинута на плечо. Лицо украшала улыбка. Том смотрел на неё в потрясении.
— Да, — выдохнул он.
Бабуля понимающе покивала и бросила на меня укоризненный взгляд.
— Что ж ты так неосторожно-то? Он же пока не готов. Такими гребнями нужно расчесываться после баньки. Том, вот когда попаришься, водой ледяной обольешься, чаю с травками попьешь — тогда можно и причесаться!
— А когда пойдем? — Том жадно облизнул губы и заинтересованно ждал ответа, поглядывая в сторону бани. До сегодняшнего дня ему ходу туда не было — он мылся в душевой кабине или купался в ручье, что тек буквально в трех шагах от дома, в лесу.
— Пожалуй, можно и сегодня, — бабуля оценивающе смотрела на него.
Да, я убрал сорняки, щедро удобрил и увлажнил почву. Но бабуля была права, перед посевом нужно землю перекопать, разрыхляя её, выворачивая и обрубая вредные корни.
Я решительно кивнул.
— Он готов, бабуль.
Мы натаскали воды, растопили печку. Бабуля вымыла полки и пол каким-то травяным отваром, отчего баня наполнилась терпким душистым ароматом. В узкий предбанник, большую часть которого занимал старенький диван, притащили столик и заварили травяной чай. На печку в бане поставили чайник и запарили веники. Том активно помогал, и, глядя, как он наравне со мной таскает ведра и дрова, я убеждался — выдержит.
Когда день начал клониться к закату, баня была готова. Том нервничал — его напугали дубовые веники, которыми я собирался его парить.
Раздевшись и нахлобучив на головы шапки, мы открыли заветную дверь. Я первым залез на полки, Том, немного стесняясь своего обнаженного тела, вытянулся рядом. Тепло было ему привычно, он расслабился, вспотел и прикрыл глаза, наслаждаясь ровным сухим жаром. Он уже был вполне оформившимся парнем — стройным, с крепкими округлыми ягодицами, широкими плечами, красивой узкой спиной и тонкой талией. Красавчик!
Когда он окончательно разомлел и открылся, я слез с полки, зачерпнул в ковш холодной воды и поставил перед его лицом. Том приоткрыл глаза и удивленно уставился на ковш.
— Если будет очень жарко, оботри лицо, — улыбнулся я ему, — только не пей, — и, залихватски крутнув веником, подал первую порцию пара.
Том, затаив дыхание и повернув голову, следил за тем, как я разгоняю над ним жар. Темный глаз настороженно сверкал, плечи у него напряглись, предчувствуя боль, но он покорно продолжал лежать на полке.
— Расслабься, Том, — улыбнулся я и принялся парить ему ноги, постепенно поднимаясь к спине.
— О-о-о!..
Том удивленно застонал, вытянулся и обмяк под ласковыми листьями, покорно следуя приказам подставить тот или иной бок и окончательно отбросив стеснение. Разогрев его, как следует, я позволил ему обтереть раскрасневшееся лицо холодной водой и потащил в предбанник — остывать. Мы потягивали из чашки чай с лимоном, травили анекдоты про учителей и дружно хохотали.
Второй заход дался ему тяжело. Я больше не щадил и безжалостно загонял жар в нутро, до самых костей. Том стонал, порывался вырваться, дышал загнанной лошадью, но встать с полки у него не было ни сил, ни возможности. Он вылил на себя всю воду из ковша, в тщетной попытке спастись от пара, и порывался напиться, но я ему не давал.
— Хватит, я больше не могу!
— Терпи.
Когда из темных глаз хлынули слезы, я опустил веник, сдернул с его головы шапку и схватил тазик с холодной водой. Оказавшись под потоком, Том заорал.
Когда мы, чистые, свежие и уставшие, зашли в дом, нас чуть не сбили с ног предки. Суетясь и матерясь, троица рванула к бане, чуть не позабыв полотенца. Бабуля с улыбкой позвала нас за стол и напоила квасом.
