— Но ты же… У тебя есть влияние, ты на короткой ноге с Малфоями, ты можешь договориться? Помоги Хагриду! — в глазах подростка светилась надежда и отчаяние.
— Наглость — второе счастье, — Волхов глядел с веселым изумлением. — Я подумаю, но не мечтай, что я буду напрягаться за простое спасибо. Ладно, если бы это был ты. Ты — мой друг, я за тебя переживаю. Хагрид же мне никто. Честно говоря, я считаю, что ему не место в преподавательском составе школы. Ты не переживай. Он же не на всю жизнь сядет, максимум, года на два.
— Но Хагрид — мой друг, — пылко воскликнул Гарри. — А ты сам меня учил, что друзьям надо помогать. Я готов на что угодно, чтобы помочь Хагриду!
— Замолчи! — Вадим разозлился. — Не произноси таких слов. Ты же в мире магии. А Хагрид только привел тебя на Косую аллею. О да! Открыл тебе дверь в волшебный мир, — сарказм в словах Волхова резанул по слуху Гарри. Слизеринец был сильно раздражен. — А еще постоянно твердит о том, как ты на своих родителей похож, но ты — не твои родители. Что ж ты такой олень, Поттер?! Тебя же достаточно приласкать, и ты пойдешь как бычок на веревочке туда, куда потянут. Включай уже мозги, а то тебя будут использовать все, кому не лень.
— И ты? — Гарри смотрел широко распахнутыми глазами, обнимая себя за плечи.
— И я тоже! Но я-то тебе, по крайней мере, об этом скажу. Хоть я слизеринец, а мы все темные маги, — Волхов резко отвернулся, скрестив рук на груди.
Воцарилось молчание, и никто из подростков не спешил его нарушить. Наконец, Вадим сухо сказал:
— Я постараюсь тебе помочь с Хагридом, только, ради всех богов, не лезь никуда сам и друзей своих придержи. Взамен будешь должен. Я тоже однажды попрошу тебя за человека и, не дай боги, Поттер, ты об этом забудешь или попытаешься нарушить слово!
Гарри хотел возразить, сказать, что запомнит, но Волхов уже подхватил свою сумку и вышел из класса.
* * *
Солнце ярко горело в зените. Небо было безоблачно чистым. Зеленые ветви яблонь качались на ветру, а я качнулся в гамаке. Яблоки были наливными, золотистыми. Поставь напротив солнца — разглядишь в глубине темную сердцевину. Золотой налив — капризный сорт, сложный в уходе, но такой вкусный…
Том навис надо мной, недоверчиво щурясь.
— Тебя тут не было! — заявил он, ткнув в меня пальцем. — Ты просто вывалился из веток. Так порталы не работают!
— Так работают яблони, — ответил я.
Том фыркнул и сложил руки на груди. Он не оставлял попыток объяснить местную магию. Хотя дом исследовать уже не пытался, разочек заблудившись в бесконечных комнатах. Бабушка долго хохотала, а он краснел, рассказывая мне эту историю.
Том уже не выглядел как узник концлагеря. За это время он набрал вес, щеки округлились, и сон — вечный спутник его болезни — наконец-то разжал свои пальцы. Он даже немного загорел. Вот вам и аристократическая бледность. Слизеринские подземелья и голодный паек, на котором он жил в дневнике, явно проигрывали бабулиной стряпне и жизни в деревне.
— Гляди, чего покажу! — я с хитрой улыбкой достал из кармана гребень с ярким камнем по центру. — Это тебе. Дарю.
Том округлил глаза, принимая подарок. Гребень был металлическим, выполненным в форме полумесяца. На первый взгляд его можно было принять за серебряный. Вот только серебро не давало голубоватый отлив. В цветке на основании блестел крупный камень. Золотистый цитрин, казалось, никак не мог сочетаться с подобной оправой, и тем не менее он идеально довершил украшение. В солнечных лучах в глубине камня неожиданно появился бордовый отблеск.
— Он же женский, — пробормотал Том, любуясь гребнем.
— Не хочешь — отдавай обратно, — легко согласился я, протягивая руку.
— Погоди, ты мне его ведь насовсем подарил? — Том не спешил расставаться с подарком.
— Насовсем. Больно ты лохматый.
Том тряхнул спутанной шевелюрой. Его волосы отросли и чуть-чуть не доставали плеч.
— Тогда не верну.
Конечно, кто бы сомневался! Чтобы сирота расстался с подарком?
Я следил за тем, как Том вертел в руках гребень, и ел яблоко. Я не всегда понимал, что вижу, и как оно выглядит в реальности. Иногда символизм прослеживался очень четко. Например, я точно знал, что нити и смех стали гребнем. Об этом несложно было догадаться, взглянув на его форму. Но порой я поражался невероятным трансформациям. Стоило только вспомнить пень и колоду, которые играли роль скамейки у колодца. Хотя… Я готов поверить, что Уизли — то еще дерево.
