Но я не тот, кто душу лечит от тоски,
Не тот, кому легко прощают грехи.
Ты мне приносишь шоколад второй семестр.
…Я забыл его вкус.
Волхов мало того, что опоздал вопреки своей пунктуальности, так еще и пребывал в странном настроении: подавленном, несколько апатичном. Северус поначалу списал это на дементоров, которых мальчишка чуял даже в замке. Он угостил ученика горячим шоколадом по рекомендации Помфри и приступил к «пыткам».
У Вадима ничего не получалось. Он водил руками, перебирал пальцами свет, но ни звуки, ни нити не являлись.
Мальчишка честно старался, и в кабинете летали вещи, внезапно темнело, становилось холодно — что угодно, кроме нужного результата. Северус был настолько увлечен его колдовством, что пропустил момент, когда тот перенапрягся. Снейп опомнился лишь тогда, когда из носа Вадима потекла кровь.
— Хватит, Волхов. Сядьте.
Северус усадил вялого подростка в кресло. Тот вытерпел осмотр, стер кровь протянутым платком, покорно дал закапать в нос зелье. Никаких замечаний, подколок и шуточек. Он был молчалив и покорен, а взгляд — безучастен. Какое-то странное, нарочитое равнодушие. Снейп с досадой подумал, что нужно было внимательнее отнестись к его состоянию, тут явно были замешаны не только дементоры.
— Волхов, что у вас произошло?
— Ничего. — апатично ответил Вадим.
Взгляд его вильнул в сторону, выдавая вранье. Снейп подцепил подбородок мальчишки пальцем и повернул его голову, заглядывая в прозрачные зеленые глаза. Глаза были красивыми и ничуть не походили на ту яркую нефритовую зелень, которая была когда-то так дорога, а сейчас неимоверно раздражала. «Мелифлуа подобрал очень удачный оттенок. Радужки — точь-в-точь хризолиты на кулоне», — мелькнула мысль. Подросток упорно смотрел в сторону.
— Мистер Волхов, вы прекрасно знаете, как я ненавижу неумелую, безыскусную и бесполезную ложь.
Волхов едва уловимо вздрогнул, когда Снейп задумчиво провел большим пальцем по аккуратному подбородку, и на мгновение вскинул взгляд. Он был… в отчаянии?
— Всё нормально, профессор Снейп. Ничего страшного, правда.
— Упрямец, — беззлобно хмыкнул Северус, продолжая удерживать Вадима за подбородок и не давая отвернуться. — У нас есть три варианта действий: или вы рассказываете мне всё сами, или я силком вырываю из вас правду, или вами займется профессор Дамблдор. Что вы выберете?
— Сэр, пожалуйста, — Вадим закрыл глаза и вцепился в его рукав. Ломкий юношеский голос скатился в откровенную мольбу. — Это личное.
Что у подростка могло случиться такого личного, что он готов расплакаться, но молчать? В голове Северуса мелькнули варианты с угрозами, вымогательством, насилием…
— Первая любовь? Поссорились?
Вадим дернулся, зажмурился, пальцы сжались на руке до побелевших костяшек.
— Нет, я… я просто… Просто не нужен…
Снейп вздохнул и отпустил его подбородок.
— Волхов…
— Я знаю, — хрипло и надрывно перебил его Вадим, затеребил рукав своей мантии и уставился в пол. — Это несерьезно, я переболею, забуду. Это всё гормоны, бессмысленная химическая реакция, простое влечение. Когда-нибудь это пройдет… всё пройдет…
Надломленный голос подростка с каждым словом становился всё тише. Дыхание прерывалось, несмотря на попытки Вадима сдержать всхлипы. Склоненная голова, поникшие плечи — не юнец, но Атлант, держащий на себе всю тяжесть мира. В тринадцать лет не любят, а желают и видят мокрые сны, грезя о фигуристых красотках. В тринадцать лет мальчишки так не страдают. Никто так не страдает по мимолетному чувству.
Северус молча погладил светлые волосы, причесывая пальцами мягкие крупные кудри, и позволил Вадиму уткнуться лбом в живот. Подросток плакал тихо, без всхлипов, короткими злыми взмахами стирая слезы.
Снейп не понимал, когда всё началось, как он умудрился это проморгать. Кто был объектом любви Волхова, Северус не знал и решил, что не станет выпытывать, а сам вычислит эту паскуду. Вычислит и тихо убьет за то, что посмела привязать к себе, причинить боль и назвать ненужным. Ненужным! Сказать такое сироте! Истинному целителю и ясновидящему! Вадим полюбил редкостную идиотку, абсолютно не достойную его.
