Неширокая улица с полуразрушенными, почти вплотную построенными викторианскими домиками привела Фостинуса в восторг, он носился туда-сюда и издавал восхищенные восклицания. Мистер Батли показывал Диане список владений и, дойдя до конца, произнес:
— Дом Северуса Снейпа также подлежит сносу.
— Что? — взвился Фостинус и сунулся в документы. — Но по плану тут жилые застройки! Почему его нельзя оставить?
— Потому что он в аварийном состоянии, — терпеливо объяснил мистер Барнс. — Да и зачем вам с мамой такой старый дом? Там плохой водопровод, нет нормальной канализации, очень неудобная планировка. А вместо него я готов вам подарить квартиру в этом районе.
— Это было бы замечательно, — кивнула Диана.
Фостинус нахмурился и уставился на указанный дом.
— А то, что внутри?
— О, уверяю, там нет ничего ценного, — отмахнулся Барнс. — Один хлам и старые книжки.
— Кому хлам, а кому антиквариат, — четко отрезал Фостинус. — И библиотека.
Барнс замолчал и внимательно посмотрел на насупленного, растерявшего весь радостный задор мальчишку.
— А ты любитель таких штучек, да?
— Это вещи моего отца.
— Сынок, ну как так можно? Ты же узнал о нем всего четыре дня назад! — всплеснула руками Диана. — Простите его.
— И что? Я не могу сохранить его вещи? Он достоин того, чтобы о нем помнили!
Фостинус говорил еще что-то. Что-то горячее, больное, отчего в горле стоял ком, а в глазах — слезы. Барнс шел рядом, слушал молча, внимательно и, когда мальчик выдохся, задумчиво провел пальцем по губам:
— Надо же, как ты к нему проникся. Ты благодарный наследник.
— Да не в деньгах дело! — от возмущения Фостинус топнул ногой по брусчатке и отчаянно попытался достучаться до недалеких взрослых. — Ну, как вы не понимаете?! Он был бы мне отцом, настоящим отцом! Он бы ругал меня за лень, учил тому, что сам знает, ему было бы не плевать на мои проблемы, он бы делал, а не говорил! Я знаю, так и было бы! Он за своим учеником к террористам пошел!
Барнс одобрительно хмыкнул.
— Всё верно. А о своем родном сыне он позаботится даже из могилы.
Фостинус остановился, обнаружив, что во время разговора они убежали далеко вперед от матери с детективом и подошли к фабрике совсем близко. Взгляд сам собой остановился на единственном доме с целыми окнами, которые закрывали занавески. Этот дом выглядел приличнее всех: и фасад был целым, и крыльцо, а крышу, судя по всему, когда-то чинили. Дом словно притягивал к себе. Фостинуса потянуло туда, будто на поводке, обещанием раскрывшейся тайны: увидеть место, где жил его настоящий отец.
— Да, это его дом, — подтвердил мистер Барнс догадку и мельком взглянул на наручные часы. — Хочешь зайти?
Его спина как-то по-другому выпрямилась, голова горделиво вскинулась. Барнс словно приподнял маску. Из-под обаятельного улыбчивого человека проступил кто-то совсем иной, сильный, хищный, безжалостный. Фостинус неожиданно для самого себя оробел и непроизвольно оглянулся на мать, идущую далеко позади в компании детектива. Барнс обогнал Фостинуса на пару шагов и резко развернулся. Полы длинного плаща взметнулись и тяжело хлопнули его по ногам. Совсем как в книжке про известных волшебников, на старой фотографии из школьного альбома…
Фостинус замер.
— Вы сказали так, как будто знаете его, — охрипшим голосом прошептал мальчик, бросив на Барнса быстрый опасливый взгляд.
— Да. Я его хорошо знаю.
Сердце у Фостинуса быстро заколотилось, отчего-то сразу вспомнилось, что отец был двойным шпионом и что Адское пламя не оставляет тел. Он знал, что опасно доверять вот так первым встречным людям, но поверить хотелось отчаянно. Ведь отец был волшебником, предусмотрительным волшебником. А если его догадка неверная, то в доме наверняка есть или говорящий портрет, или привидение.
— Умный мальчик, — одобрительно прошептал Барнс, глядя в глаза.
— Вы?..
— Зайди в дом.
Фостинус медленно подошел к дому, толкнул дверь, и та легко поддалась. Внутри оказалась маленькая мрачная гостиная с пустыми полками на стенах. Полы были покрыты слоем грязи и пыли. На единственном диване, скинув посеревшую от времени простыню на пол, спал молодой мужчина. Длинные, примерно до плеч, золотистые волосы красивыми крупными кудрями рассыпались по темной скомканной куртке, которую подложили под голову вместо подушки, из чуть приоткрытых губ вырывалось тихое ровное дыхание. Тонкий, гибкий даже на вид мужчина обладал странной, какой-то бесполой красотой и очень напоминал ангела с витража Берн-Джонса.