Внезапно подувший ветер принес детский смех и узкие ивовые листья. В тумане, чуть в стороне от дороги появился знакомый силуэт клена. Повеяло теплом летнего полдня и запахом близкой реки. В памяти, словно из черной глубины омута, всплыли россыпь веснушек, рыжие кудри и яркие зеленые глаза…Северус не заметил, как оказался на ногах. Ему было нужно увидеть, рассказать, попросить прощения, ведь она так дорога…
Крепкая хватка за плечо и опаливший ухо и шею выдох заставил его замереть:
— Куда собрался?!
— Там Лили!
Лицо Вадима вмиг переменилось: глаза зло сузились, губы сжались, на скулах заиграли желваки.
— Лили, значит… Я, значит, тут пыжусь, все Серые Пределы баламучу, и всё ради того, чтобы кое-кто в решающий момент вспомнил о дорогом друге? — вкрадчиво спросил Вадим. В его глазах заплясало что-то, очень напоминающее безумие. — Ты волен идти, куда захочешь, Северус. Но учти, что я пойду за тобой.
Пойдет за ним.
Пламя свечи затрещало, начало чадить.
— Так куда мы идем? — шепот Вадима прошелся по спине, рассыпая колкие мурашки. Туман стал гуще, плотнее, скрыв за своей пеленой все, что их окружало — в молочно-белой пустоте остался только светловолосый всадник и он сам.
Искушение сойти с тропы было велико. Клен заманчиво зеленел в тумане. Да еще среди ветвей мелькнул девичий силуэт. Длинные рыжие волосы блестели ярко, как в солнечный день. Да, Северус безумно хотел подойти, обнять подругу и представить её Вадиму…
Громко, тревожно каркнул ворон, шумно хлопнули крылья. Северус замер на месте. В памяти мелькнули белое лицо с мертвыми глазами, вываленные на траву внутренности, которые с урчанием ел зверь, мумия с мученическим оскалом на иссушенном черепе. И почему-то от мысли познакомить побратима с Лили стало жутко.
— Ты постоянно следовал за мной. Теперь моя очередь, — он забрался на спину волка позади побратима и крепко обнял его за пояс, зарываясь носом в волосы.
Волк сорвался с места, унося их от манящего клена. Дальше и дальше. И чем дальше они уходили, тем тише становился шелест листьев, слабел смех. Туман гасил звуки, приглушал их до слабого эха, а вместе с ними в белой мгле растворялся и старый клен у реки, и рыжие волосы веселой девочки, его личное солнце и совесть.
Северус не выдержал — оглянулся через плечо. Клен был уже далеко, и в тумане угадывался лишь его смутный силуэт. Но на какую-то долю секунды у дерева появилась четкая девичья фигурка и прощально махнула рукой, как когда-то в счастливом прошлом.
— …ока… ерус… — напоследок крикнуло эхо, вселив непонятное воодушевление и уверенность в том, что все будет хорошо.
* * *
Сначала пришла боль. Она засела в плече огненным спрутом. Её щупальца оплетали шею, руку и спускались к животу. Не настолько сильная, чтобы хотелось плакать — метка порой ныла хуже — но и не настолько слабая, чтобы её можно было игнорировать.
Затем Северус понял, что лежит на постели, а вокруг витает сухой прохладный воздух с отчетливым земляным тоном. Учитывая, что последнее воспоминание заканчивалось пылающим домом… Северус вздрогнул: «Адское пламя! Вадим!» Он бы подскочил, но получилось лишь вздрогнуть — рана в плече полыхнула такой острой жаркой болью, что в темноте перед глазами заплясали звезды. Затем темнота раскололась, явив дверь. Огромную, круглую, затейливо разукрашенную какими-то символами и абсолютно незнакомую. Запертую. И капельницу с целым пучком пакетов каких-то жидкостей. От одного тянулась трубка, которая заканчивалась иглой в вене на правой руке. Дождавшись, когда боль немного утихнет, Северус повернул голову. В поле зрения попал угол каменного свода и старинный шкаф. За тонким темным стеклом бессистемно стояли книги, пузырьки и странные пластины, подозрительно похожие на золотые.
Обеспокоиться Северус не успел. К левому боку подкатилось теплое тело, в здоровое плечо уткнулась голова. В стеклянной дверце шкафа удалось рассмотреть кусок кровати, укрытый лоскутным одеялом, и поверх одеяла — молодого парня в старых магловских джинсах и темной футболке. Его золотистые кудри были связаны на затылке в неаккуратный куцый хвостик, в воздухе стоял химический запах лекарств и застарелого пота. Даже в смутном отражении было видно, что парень сидел у кровати пациента сутками напролет, опасаясь отойти даже на секунду, а теперь наконец-то позволил себе расслабиться и от облегчения уснул прямо как был — немытый, одетый и наверняка голодный.
