В дом они вошли торопливо. Все трое быстро разделись, разулись, быстро растопили печь. Мужчины все делали без подсказок. Сами принесли дров со двора, тут же наносили воду, растирали замерзшие руки и лица. Ругали погоду, от какой досталось всем.
У Игоря от холода занемели ноги. Евменович растирал лицо и руки, Варя оттирала колени. Ее ноги не сгибались. И только Султан безмятежно лежал перед печкой, уплетал хлеб и почти не обращал внимания на людей. Ему было не до кого.
— А ты хоть знаешь, где похоронен твой отец? — спросила Варя Иванова.
— Я тут впервые. Никогда раньше не приезжал. Но Игорь знает все и обещал разыскать могилу быстро.
— Как она означена? — спросила Варя.
— Фамилия и имя. Да и то коротко. Сама понимаешь, как тогда хоронили. Свалили всех в одну яму даже без гробов. Так что можно попасть на чужое захоронение. Говорят, такое случалось.
— Подожди! Его зовут Евментий? А то там Ивановых добрая половина погоста. Но имя у твоего папашки редкое. По нем быстро можно найти. У меня один с таким именем есть. В самом конце кладбища лежит. Так, столбик стоит. На нем фамилия и имя. У других и того нет. Кого не знали, у других снег и дожди смыли. Может, и ты не там ищешь. У меня на погосте всякое случалось. Приехал человек, решил дочку ближе к матери похоронить, чтоб рядом лежали. Могилу раскрыли, новую подготовили. А в старой, вместо женщины, как ожидали, мужик оказался. Мы его обратно. Зато девушку недели две искали. Нашли. Она совсем рядом с мамкой была похоронена, так что и переносить не пришлось. А потому, надписям у нас верить нельзя. Путаницы много. Едино чего никогда не случалось, фронтовиков с полицаями рядом не ложили. Люди за тем следили зорко, сами. Не позволяли покойников обижать. Не давали супостатов с хорошими людьми хоронить рядом. Да и закапывали отдельно, на другом конце погоста.
— К ним, наверное, никто не приходит? — спросил Бондарев.
— Э-э, не скажи, мил-человек! К ним с Украины наведываются. Особо летом. С цветами, с венками едут. Воют тут на погосте дня по два и уезжают. Брехать не стану, ко мне не заходили и не просились. А и я не дозволила б всякой нечести пороги марать. Они у нас в деревне в войну отличились. Все думали, что немец победит, да не обломилось им.
— У нас, неподалеку от Воронежа, целая деревня таких вот окопалась. Их особо выбивали. Так они куда-то смылись. Зато заминировали много, когда уходили. Сколько людей подорвалось!
— Зато когда сюда попадали, их тоже не жалели. Ели в последнюю очередь. А и барак у них дрянной был. Щель на щели. Сквозь дыры в стенах руку можно было просунуть. А не ремонтировали, пока Комар не попал к нам. Тот в первую очередь за жилье взялся. Сколотил бригаду и за неделю барак в порядок привели. Ни единой щели не оставили. Но наши отрывали доски из стен. А один раз подпалили среди ночи. Повыскакивали они со своего тараканника голожопыми. Погасить успели. Но все искали, кто подпалил? А как сыщешь. Им часто что-нибудь устраивали. Особо те, кто из партизан. Не терпели предателей.
— Кстати, тот самый Комар ко мне во второй раз попал. Уже после войны. С небольшим сроком. За сыном с топором гонялся. Отсидел свои три года и снова к себе в Белоруссию смотался. Живой и здоровый, и никакая холера его не взяла. Он и теперь в Смолевичах живет, свою семью мучает. Соседи даже рядом с ним жить не стали. Один остался. Сын к жене ушел. Мать, едва внук появился, тоже к ним перебралась. Так вот сам остался, один хозяйничает. Хозяйство завел, живет, как куркуль, и все ему по фигу,— сморщился Бондарев, добавив:
— Говорят, в последнее время бабу сыскал. Такую же бандитку. Путевый никто не решился жениться. Скучковались своей бандой и ни с сыном, ни с внуком не знаются. Во папашка, черт его побери! — ругался Игорь Павлович.
— Это у кого как судьба сложилась. У нас, в другой зоне, тоже старуха живет. Ее еще до войны на Колыму пригнали. Не любила старая голосовать.
— Так это дело добровольное,— не выдержал Иванов.
