Сегодня ей никак не удавалось отвлечься. Постояв немного у бойницы, девушка решила вернуться обратно в галерею. Но едва она сделала первый шаг, как на ее пути возникла высокая фигура в сером плаще. Мартина испуганно вздрогнула, но через мгновение кровь отлила от ее лица, а сердце забилось как сумасшедшее. Это был Хорф. Он, видимо, находился здесь уже какое-то время и наблюдал за ней. Несколько бесконечных секунд оба молча смотрели друг на друга, потом мужчина посторонился, давая Мартине пройти, и она, привычно опустив глаза, торопливо скользнула мимо. В последний момент он успел схватить ее руку и, невзирая на сопротивление, поднести к своим губам.
– Сегодня вы прекраснее, чем когда-либо, фрейлейн, – произнося эти слова, Хорф склонил голову так, что их лица оказались почти рядом, и улыбнулся.
– Благодарю, – еле слышно отозвалась она, не оставляя попыток вырваться. Но он едва ли придал этому значение.
– Мне редко представляется случай выразить вам свое восхищение. Если бы я не боялся показаться дерзким, то непременно бы заметил, что этот траурный наряд красит вас более чем всякий другой, а ваши глаза никогда не блестели ярче, чем теперь, когда в них стоят непролитые слезы.
– Боялись показаться дерзким? – запинаясь, повторила Мартина. – О, вам и в самом деле нечего бояться…
– Ваша наблюдательность, фрейлейн, должна подсказать вам, что страшней всего для меня ваша немилость.
– Вот как? – Девушка, наконец, сумела высвободить руку из его жесткой ладони и сделала попытку удалиться. Продолжая улыбаться, Альберт загородил ей дорогу.
– Не скрою, что ваш недавний отказ нанес мне глубокую душевную рану. Но я не в обиде. Женщинам нравится быт жестокими к тем, кто их любит, так они проявляют свою власть. Я должен был также подумать о том, что вы еще не оправились от горя, и мое нетерпение может только усугубить его… Что ж, как сказал бы наш ученый доктор Гиммель: amare et sapere vix Deo conceditur*.
Мартина дернулась как от удара. Как смеет он говорить о любви!
– Мое горе, как и прочие чувства, не должны вас волновать! К вам они не имеют отношения. Вашей женой я не стану ни сейчас, ни позже, так что приберегите свои любезности для других дам, которые их оценят. Мне противно вас слушать!
Глядя на нее, Альберт по-прежнему улыбался. Но уголки его губ слегка дернулись, а в потемневших глазах зажглись недобрые огоньки. Но он еще сдерживался.
– Будьте милосердны, Мартина. Вспомните, ingenuitas non recipit contumeliam**.
– Я знаю другое – cui dolet, meminit!***
– Cui dolet… Даже так? У вас безжалостная память, фрейлейн, – Хорф насмешливо ощерился, снова став похожим на волка. – Но я тоже могу быть безжалостным…
Он по-прежнему стоял рядом, не делая ни одного движения ей навстречу, даже не поднимая рук, но Мартине почудилось, что он надвигается на нее точно огромная серая туча, точно каменный истукан из старых сказок, и ему достаточно лишь стиснуть кулак покрепче, чтобы раздавить ее как спелое яблоко. И вновь – как тогда в лесу – девушка почувствовала себя скованной по рукам и ногам чужой волей, слабой, беспомощной и униженной. В этот момент ей представилось, что она уже не раз принадлежала Хорфу, и он вправе смотреть на нее с презрением и обращаться с ней не как с благородной дамой, а как с последней служанкой.
Мужчина не дотронулся до нее и пальцем, но Мартине стало трудно дышать, и она въяве ощутила на себе его тяжесть. Казалось, он заполнил собой все пространство, и девушка испугалась, что сейчас он раздавит ее. Она хотела отступить, но уперлась спиной в холодную стену и замерла. Губы ее дрожали, но, несмотря на страх, Мартина выпрямилась и вскинула подбородок: пусть видит, что она не собирается падать замертво от одного лишь взгляда. Голыми руками ее не возьмешь, не даром она дочь немецкого рыцаря. Просто так она никому не уступит!
Девушка с вызовом посмотрела Хорфу прямо в глаза, и ее сердце, дрогнув, пропустило удар.
По губам Альберта скользнула еле заметная торжествующая улыбка.
– Иди сюда.
Словно во сне Мартина сделала шаг, потом другой. Внезапно все вокруг поплыло, будто она вот-вот должна была потерять сознание, и девушка вытянула руки в поисках опоры. Ее пальцы схватили пустоту, и почти сразу головокружение прекратилось. Она все еще находилась в галерее, только теперь Хорф стоял за ее спиной.
