— Ну трогай! — Потом стал зычно понукать волов:
— Чако! Бимбо! Ну-у!
Грузные, неповоротливые животные лениво тронулись с места. Острый сошник застрял в твердом грунте, длинная оглобля трещала, готовая вот-вот переломиться. Хрустела густо поросшая травой твердая, утоптанная земля. Волы, напрягаясь, сопели и после нескольких шагов останавливались. Нетронутая целина, которой еще никогда не касался плуг, никак не поддавалась.
— Ну трогай, трогай! — закричал Хедеши и так приналег на прямые длинные рукоятки сохи, будто хотел помочь волам. С треском и хрустом рвались корни и трава; затяжки-притужины у сохи из сыромятной кожи готовы были лопнуть от натуги, а сошник, подрезая пласт, хрустел, как косточка на зубах. Идущий впереди батрак тянул волов за лямку и концом ее хлестал их по мордам, но бедняги, сделав несколько шагов, снова остановились.
Хедеши почесал в затылке. «Здесь одной парой волов, пожалуй, не обойдешься, — подумал он, — да и соха нужна покрепче. Сошник не выдержит, сломается в этой треклятой земле…»
Дед Балог разок кашлянул, давая о себе знать, и, помедлив минуту, спросил:
— Растолкуйте мне, люди добрые, что вы тут делаете?
Мирской старшина недовольно взглянул на старика и отвернулся, ничего не сказав. Но после минутного молчания процедил сквозь зубы:
— Да вот пробуем, как пойдет вспашка…
Старик и раньше слышал о намерениях размежевать и перепахать общинное пастбище, но сам он и мысли не допускал, что подобное может случиться. Он не верил в это, как люди не верят, что они смертны. Известное дело, языки чешут. Чего ж еще? Инстинктивная жажда жизни не позволяет человеку примириться с неизбежным, с тем, что конец рано или поздно настанет. Казалось, старик своими глазами увидел бесконечно дорогого и близкого ему человека лежащим со вспоротым животом. Таким разительно неправдоподобным было впечатление. Он стоял неподвижно, с вытаращенными глазами. Ноги у него так дрожали, что ему пришлось опереться на палку. На ту самую суковатую палку, которой он только что лихо размахивал. Ему хотелось закричать, но единственное, что он смог сделать, это сказать упавшим голосом:
— Слышь-ка, Анти! Неужто у тебя сердца нет?
— Да что это вы ко мне пристали?! — рявкнул на него Хедеши и, повернувшись к батраку, повелительным тоном приказал: — А ну, трогай! Попробуем еще! Чако! Бимбо! Эй! Пошли, чтоб вас черти задрали!..
И снова трещали дерн и соха.
Дед Балог вдруг раскричался:
— Какой ты к лешему мирской старшина, ты мироед бесстыжий! Душегуб, изверг! Родную дочь загубил! Ведь она моего внука любит! Силком замуж выдаешь! Сынок старосты тебе приглянулся? Все земли тебе мало, еще хапнуть хочешь? Всех обобрал! Вор! Вор!
Хедеши будто и внимания не обращал на выкрики старика: он понукал батрака и волов и шел себе с полным безразличием за сохой, наваливаясь на нее всей тяжестью своего могучего тела, будто хотел единым махом поднять всю первозданную целину. А дед не переставая изрыгал проклятия, затем вдруг круто повернулся и заковылял к селу.
Шел он торопливо, все ускоряя шаг. Запыхавшись от быстрой ходьбы, то и дело спотыкался. Иной раз, попав ногой в глубокую колдобину, едва не падал. Такой стремительный бег был ему явно не по силам. Казалось, сердце у него вот-вот разорвется, в глазах рябило, по лицу текли струйки дождя, не задерживаясь на заросших щетиной щеках. Ноги у старика подкашивались, и ему просто чудом удавалось устоять, но он все продолжал себя подгонять: во что бы то ни стало он должен быстрее принести в село важную весть.
Вдруг он остановился. Все тело его сковала невыразимая усталость. Она придавила старика к земле свинцовой тяжестью. Ему казалось, еще немного — и она раздавит его. Дед Балог задрожал всем телом, он вдруг понял: как ни спеши, в село ему не поспеть вовремя. Ноги отказались ему служить, он не в силах был стоять. Опустившись на мокрую, слякотную землю, он уставился в мглистую стену дождя, который припустил еще сильнее.
Одни с нетерпением, с каким обычно ждут всякого праздника, ждали Маришкиной свадьбы, другим, наоборот, самая мысль о ней была неприятна. Те, кто ждал ее с нетерпением, хотели забыть о своих горестях и печалях. От нужды ведь все равно никуда не уйдешь, она так при тебе и останется, а вот такой случай, когда дети двух первых на селе хозяев венчаются, выдается нечасто. «Поглядим, чем-то удивят нас эти гордецы?!» — думали крестьяне. И что бы там ни было, а день свадьбы Мишки Бенкё и Маришки Хедеши наступил.
