Идиот, услышав пение Гезы, вырвался из рук Шари, снова спрятался за его спиной и захныкал оттуда.
— Не вздумал ли ты шантажировать меня? — язвительно спросила Шари. — Что-то не верится, чтобы ты был так уж привязан к нему. — Помолчав немного, она добавила: — Знаешь что? Поедем-ка с нами. Я договорюсь с Лаци. — Она произнесла это каким-то нарочито развязным тоном. Тем не менее слова ее прозвучали хлестко, как удар, нанесенный в самое чувствительное место. При этом она слегка сощурила близорукие глаза и презрительно скривила губы.
На какое-то мгновение вся фигура Гезы угрожающе напружилась, как туго, до предела натянутый лук. Веки Шари дрогнули, ресницы испуганно затрепетали, она инстинктивно попятилась к двери, хорошо зная крутой нрав и вспыльчивость Гезы.
— Значит, милейший твой братец тоже пожаловал сюда? Вернулся за вами? — Геза, как это ни странно, сказал это спокойным голосом. Слова его звучали мягко, чуть ли не кротко.
— Поговорить с ним? — подзуживала его Шари, как боязливый ребенок подзуживает собаку. — Я в самом деле могу поговорить с ним. Конечно, если ты не возражаешь!
— Вернулся и забирает вас с собой в Вену. Стало быть, непримиримым идейным разногласиям между вами пришел конец? Ну что ж, скатертью дорога! — Обретенный им самоуверенный тон я считал вполне оправданным, хотя настороженно и недоверчиво прислушивался к его словам. — Катись и ты, Кальманка! — И он подтолкнул к Шари дрожащего от страха идиота. Тот уперся, норовя забиться куда-нибудь. — А тебе не жаль расстаться с ореолом новоиспеченной мученицы?
— Представь себе, нет!
— А ведь в наше время ореол мученичества высоко котируется, курс его на политической бирже повышается. Ты могла бы красоваться в нем с немалой выгодой для себя. Или ты тоже разочаровалась идейно?
— Вы все осточертели мне.
— Все?.. Кто именно? Нельзя ли поконкретнее?
— Мне не нравится, что наш народ каждый раз делает революцию как-то minderwertig[75]. Либо совершает ее трусливо, с бессмысленной жестокостью.
— Ты стала слишком просвещенной.
— Просто я развила дальше твою же собственную теорию об исторической асинхронности, — съязвила Шари. Геза вновь потерял самообладание. Глаза его гневно засверкали. Очевидно, и Шари заметила перемену в его настроении и с наслаждением, смакуя каждое слово, добавила: — Minderwertig никогда не приводит к добру. Ни в искусстве, ни в любви. Не говоря уже о политике. Понимаешь, Гезочка?
Геза одним прыжком очутился у двери и распахнул ее.
— Пожалуйста, уходите! Сейчас же! — прохрипел он с еле сдерживаемой яростью.
В этот момент послышался стук в дверь прихожей.
Идиот с поразительным, несвойственным ему проворством побежал открывать. Возможно, до его сознания дошел смысл разговора, и он решил улизнуть.
В комнату ворвался Золтан Алмар, взбудораженный, в необычном одеянии.
— У вас что, звонка нет? Я никак не мог его найти. — В докторском халате, в белой шапочке с красным крестом, он являл собой весьма комичное зрелище. Увидев необычную компанию, которую никак не ожидал встретить здесь, нежданный гость пришел в замешательство. Сорвав шапочку, он, запинаясь, поздоровался с Шари и даже поцеловал ей руку, затем, окончательно сконфузившись, стал машинально напяливать шапочку.
— Какими судьбами, Золтан? — удивилась Шари. — Вы что, поступили на пункт «Скорой помощи»? Масса раненых, не так ли?
— Да… как бы вам сказать… — И, обернувшись к Гезе, с таинственным видом шепнул ему: — Я прибежал за тобой.
— За мной?
— Дело в том…
— Со мной не произошло никакого несчастья. Как видишь, я даже не ранен. Если, правда… — И, скорчив саркастическую гримасу, он пощупал щеку.
— Дело в том, что… — снова заговорил Алмар, затем, покосившись в мою сторону, замолчал. — Можно поговорить с тобой с глазу на глаз? — спросил он извиняющимся тоном и виновато посмотрел на Шари.
— Разумеется, — откликнулась Шари.
— Можешь говорить при всех, — сказал резко Геза.
Я почувствовал, что он ответил так отнюдь не из солидарности со мной, а в пику Шари. И возможно, из желания противоречить Алмару.
— Поступил тревожный сигнал… — Алмар был в затруднении, он с явной неохотой цедил слова. — Органы госбезопасности тайно готовятся произвести массовые аресты. Всех схваченных хотят объявить заложниками.